до двойного подбородка, рукава – до припухших костяшек пальцев, а подол – до земли, явно скрывая слоновьи ноги толстухи. Ее волосы были собраны в громадную башню, во множестве мест проткнутую длинными булавками с черными головками, в результате чего казалось, что женщина несет на голове какую-то колючую планету. Похоже, что так оно и было, потому что на ее одутловатом лице лежала печать угрюмости и злобы всего мира. Черные глазки смотрели из складок жира твердо и недоверчиво, а редкие черные усики на верхней губе напоминали призрак черной сороконожки. Неимоверных размеров живот был перетянут широким кожаным поясом, с которого свисали ключи, плетки, ремни и кандалы. Поварята искренне верили, что женщина нарочно растолстела до таких габаритов, чтобы все эти предметы не звенели друг о друга, когда она незаметно подкрадывалась к своим подчиненным.

Королева кухни и повелительница дворца проницательным оком уставилась в прихожую, после чего развела заскорузлыми ладонями и сурово посмотрела на служанку. Все плитки были на обычном уровне.

Служанка, словно участвуя в пантомиме, горячо закивала, показала на плитку с изображением морского льва, затем, вся дрожа, приблизилась к винной луже и тронула ее пальцем ноги.

Один из поваров быстро присел и принялся постукивать костяшками пальцев по плитке с морским львом, потом вокруг нее. Звук везде был одинаково глухим. После этого он попытался подцепить плитку вилкой, но безуспешно.

Служанка подбежала к стене и стала судорожно шарить изящными ручками в поисках так испугавшей ее дверцы. Другой повар простучал стену, однако тоже ничего не обнаружил.

Подозрение в глазах экономки сменилось уверенностью. Словно грозовая туча, меча из глаз молнии, она приблизилась к служанке и, резко выкинув вперед бесформенные руки, ловко пристегнула один из ремешков к серебряному кольцу на кожаном вороте девушки. Щелчок застежки был самым громким из раздававшихся до сих пор в прихожей звуков.

Девушка трижды отчаянно качнула головой. Дрожь ее усилилась, потом вдруг прекратилась вовсе. Экономка потащила ее назад, и она послушно пошла, безвольно опустив голову и плечи, а когда толстуха дернула за ремешок вниз, служанка упала на четвереньки и быстро засеменила по-собачьи.

Под наблюдением одного из поваров кухонные мальчишки принялись проворно убирать в прихожей, заворачивая каждый кубок в тряпку, прежде чем положить его на поднос, – чтобы ненароком не звякнуть. Глазами они испуганно шарили по бесчисленным плиткам пола и стен.

Стоя на чуть покачивающемся на волнах носу «Каракатицы», Мышелов сквозь редеющий туман любовался высокой ланкмарской цитаделью. Вскоре немного восточнее показались четырехгранные башни дворца сюзерена, каждая из которых была отделана камнем своего цвета, а южнее – торчащие, словно трубы, зернохранилища. Первую же завиденную им лодку Мышелов подозвал к «Каракатице». Невзирая на укоризненное фырканье черного котенка и запрет Слинура и прежде, чем шкипер успел дать команду его задержать, Мышелов соскользнул вниз по длинному багру, которым лодочник зацепился за борт «Каракатицы». Легко спрыгнув в лодку, он одобрительно похлопал по плечу державшего багор парня и, пообещав хорошо заплатить, велел побыстрее доставить его к дворцовой пристани. Когда багор был убран, Мышелов пробрался на корму лодки, три гребца взялись за весла, и суденышко полетело на восток по илистым коричневатым водам устья реки Хлал.

В порядке утешения Мышелов крикнул Слинуру:

– Не бойся, я сделаю Глипкерио потрясающий доклад, превознесу тебя до неба, а Льюкина – до высоты дождевой тучи!

Затем он стал смотреть вперед, то улыбаясь, то хмурясь своим мыслям. Мышелов немного жалел, что ему пришлось оставить Фафхрда, который, когда «Каракатица» покидала Кварч-Нар, был по уши погружен в беспробудное пьянство и нескончаемую игру с приспешниками Моварла, ребятами не промах – каждую зарю эти лбы едва соображали от вина и крупных проигрышей, однако к середине дня вновь начинали испытывать жажду, а их кошели каким-то чудесным образом снова наполнялись.

Однако радость Мышелова была сильнее сожалений – ведь теперь он один передаст Глипкерио благодарность Моварла за четыре судна с зерном и сам расскажет ему об удивительных приключениях с драконом, крысами и людьми – их повелителями, а быть может, и коллегами. К тому времени, как Фафхрд с тощим кошельком, но, скорее всего, распухшей головой вернется из Кварч-Нара, Мышелов уже обоснуется в прекрасных покоях во дворце Глипкерио и сможет слегка уесть своего друга, предложив тому свое гостеприимство и благорасположение.

Мышелов лениво размышлял о том, где сейчас могут находиться Хисвин с Хисвет и вся их небольшая компания. Быть может, в Сархеенмаре, может, в Илтхмаре, а вернее всего, они уже едут оттуда на верблюдах в какой-нибудь уголок Восточных земель, подальше от мстительных Глипкерио и Моварла. Невольно Мышелов поднял левую руку к виску и ощупал небольшую шишечку. Все случившееся уже казалось ему сном, и он не мог питать подлинной ненависти к Хисвет и ее прислужнице Фрикс. Злобные угрозы Хисвет – это, понятное дело, элемент любовной игры. Он не сомневался, что какой-то частью своего существа Хисвет по нему тоскует. К тому же он оставил ей гораздо более серьезную отметину. Что ж, не исключено, что когда-нибудь он встретит ее в каком-нибудь затерянном уголке мира.

Мышелов понимал, что все эти дурацкие мысли о прощении и забвении вызваны отчасти его сильнейшим желанием поскорее подыскать себе какую-нибудь более или менее подходящую девушку. По меркам Мышелова Кварч-Нар при Моварле стал весьма пуританским городом, и за время его короткого там пребывания ему встретилась лишь одна сбившаяся с пути девица, некая Гренлет, которая предпочла идти по кривой дорожке не с ним, а с Фафхрдом. Но Гренлет была хоть и хорошо сложена, однако больно уж высока ростом; теперь же Мышелов вернулся в Ланкмар, в котором знал кучу мест, где мог бы удовлетворить свое желание.

Мутная желтоватая вода внезапно сделалась прозрачной и зеленой. Лодка пересекла лиман реки Хлал и оказалась над Ланкмарской впадиной, бездонной и уходившей отвесно вниз у самого подножия источенного волнами утеса, на котором стояли цитадель и дворец. Гребцам пришлось провести суденышко вокруг неожиданного и странного препятствия – медного желоба шириной в человеческий рост, укрепленного на мощных бронзовых укосинах и спускавшегося от дворцового крыльца прямо к воде. Мышелов удивился: неужто во время его отсутствия Глипкерио пристрастился к водным видам спорта? А может, это новый способ избавляться от скверных слуг и рабов – сталкивать их в море, предварительно привязав к ногам соответствующий груз? И тут у верхушки желоба Мышелов увидел какой-то веретенообразный предмет длиной в три человеческих роста, сделанный из тускло-серого металла. Загадка.

Мышелов очень любил загадки, правда не столько решать, сколько