был причиной тому. Эрнест хотел поговорить о произошедшем, а я хотела это забыть. И в то же время мне хотелось его поцеловать, всего один разок, но страстно и долго. Я все еще помнила вкус его поцелуя, пусть и не хотела себе в этом признаться. Еще один поцелуй — и можно забыть.

— Ты меня избегаешь, — сказал Эрнест.

— Мы были вместе весь вечер.

— Ты знаешь, о чем я.

— Наверное. — Отвернуться было некуда. — Прости, я совсем не знаю, что сказать.

— Может быть, то, что ты чувствуешь на самом деле? Этого будет достаточно для начала.

— Чувств слишком много. У кого оно всего одно?

— У меня, — ответил он. — По крайней мере, касательно некоторых вещей. Тебя в том числе.

— Мне кажется, здесь не лучшее место для объяснений.

Но по иронии судьбы место было идеальным. Самое интересное, что именно хаос обеспечивает полную конфиденциальность. Мы были среди знакомых, и это давало нам некое уединение, которого не могло бы быть больше нигде. Возможно, у нас бы даже получилось раздеться догола и потанцевать, не привлекая внимания.

— Ты боишься, что между нами могут завязаться отношения. Но, похоже, уже слишком поздно об этом переживать. И, наверное, так было с самого начала. С того момента, как ты вошла в тот чертов бар.

— Может быть, но я не хочу поддаваться чувствам, не хочу, чтобы между нами что-нибудь изменилось. Ты слишком много для меня значишь.

— Уже что-то.

— Это очень важно для меня. Я могу быть тебе очень хорошим другом, если ты мне позволишь.

— Если бы я не знал тебя, то решил бы, что ты меня бросаешь. — Его тон стал язвительным. — Такого уже давно не случалось, но кажется, я все еще помню это чувство.

— Прекрати. Это не то, чего я хочу. Ты меня вообще слушаешь?

— Слушаю. — Его взгляд был спокойным и внимательным. — Ноу меня полно друзей.

Прежде чем я успела ответить, Мэттьюс протиснулся сквозь толпу и сел рядом с нами. Он принес три больших, до краев наполненных стакана джина и перевел взгляд с меня на Эрнеста.

— Я не помешал?

— Не говори глупостей, — сказала я, чувствуя, как колотится мое сердце. — Давайте уже выпьем.

Глава 16

Поздно ночью Эрнест переходит через мрачную реку Мансанарес и быстрым шагом огибает южный угол Парка дель Оэсте. Здесь опасно. Особенно ночью, когда происходит большая часть обстрелов. Иногда падают бомбы, и огромные, неповоротливые «юнкерсы» или «хейнкели» пролетают мимо, издавая звуки, похожие на приближение смерти, и заставляя дрожать колени.

Вдоль реки раскинулся парк, черный, как ночь, если не считать нескольких костров, которые люди разожгли, чтобы согреться. Тысячи беженцев со своими детьми, овцами и ослами разбили лагерь и сейчас сидят группками вокруг потрескивающей красной золы. С тех пор как началась осада, прошло уже несколько месяцев. Теперь им остается только греться у костерков и ждать, когда закончится черная полоса. Если закончится.

Война продолжается уже не первый месяц, дольше, чем кто-либо мог предположить, и не собирается заканчиваться. За его спиной, с холма Гарабитас, оттуда, где проходит линия фронта, все еще поднимаются столбы дыма. Атака длилась всего десять или пятнадцать минут, но и этого оказалось достаточно. В окопе шальные пули пролетали над головой, словно майские жуки. Чтобы успокоиться, он закрыл глаза и попытался по звуку определить тип оружия, из которого стреляли. Подумал о Марти и понял, что попал в настоящую передрягу и никто не сможет помочь ему выбраться из нее.

Он не собирался влюбляться в нее, но какое это теперь имело значение? В тот день, когда она появилась в Ки-Уэсте, он только что дочитал почту и, как обычно, собирался насладиться дайкири, но тут дверь распахнулась, в бар хлынул солнечный свет — и вошла она.

Позже Эрнест повторял шутку друзьям о том, что у нее «ноги от ушей». Но на самом деле он восхищался ее волосами цвета пшеничного поля и сияющей кожей, напоминающей блики летнего солнца.

Она была красивой девушкой, Эрнест сразу это заметил, но в баре родного города, посреди привычной жизни, думал, что ему ничего не грозит, что он в полной безопасности. Со временем он обрел стабильность и очень ценил свою привычную жизнь, понимая, как много она для него значит. У него были друзья, на которых он мог положиться и на которых не мог, и он учился понимать разницу между ними. И вообще, что действительно имело значение, так это его работа. Были книги, которые он написал, и истории, которые ему очень нравились, даже если другие не всегда понимали их ценность. После книги «Зеленые холмы Африки» критики набросились на него, жаждая крови. Но они не могли добраться до того, что было внутри него: до историй и книг, которые ждали, когда он будет готов за них взяться.

Ему казалось, что все под контролем. Он бы выпил второй дайкири, прочитал почту или газету, а затем пошел бы домой к жене и детям. Даже несмотря на то что Марта излучала особенный свет, она не угрожала его размеренной жизни. Разговаривая с ней, он позволял себе замечать все: и длину ее ног, и то, как черная ткань платья облегает ее тело, и то, что ее глаза были словно всех цветов одновременно, так что приходилось смотреть на них снова и снова, чтобы уловить, как они меняются.

Ее мать тоже была красивой женщиной. Она ему сразу понравилась. Они понравились ему все, даже брат. Эрнест чувствовал себя с ними легко и непринужденно. Только после своего ухода он понял, что все еще думает о девушке. Она следовала за ним домой, мягко вспыхивая в его памяти, как симфония, услышанная только лишь раз. Она все еще была там, когда он закрыл за собой дверь на Уайтхед-стрит и снял ботинки, чтобы почувствовать прохладу кафеля. Затем пришла Файф[6] и сказала, что его ждет ужин, если он голоден. Она была из тех женщин, которые подмечают все. Она склонила голову набок, как ворон, и спросила, где он был и почему опоздал, и Эрнест сразу понял, что должен солгать и что это не последняя ложь жене об этой блондинке.

Сейчас, на краю парка, он останавливается и оборачивается. Смотрит назад на закругленный холм, лежащий в тени. Он знает, что завтра услышит о количестве жертв с обеих сторон: сухие цифры помогают не думать об умерших людях. Хотя на самом деле не помогают, во всяком случае ему. Для него гораздо эффективнее