Мальчик бросил отчаянный взгляд в сторону матери, но она в этот момент смотрела на мужа. Спокойно и презрительно. Она не подала сыну никакого сигнала, но он всё же остался на месте, подле её кресла.

Бакенсети сделал ещё несколько шагов вперёд, протянул руку и сорвал с мальчика парик и следующим движением драгоценный нагрудник. Скрепляющие нити лопнули, и лазуритовые осколки полетели на пол. Но странным образом, лишившись украшений, мальчик сделался ещё привлекательнее. Накладная красота лишь придавливала естественное обаяние, подсвеченное в этот момент героическим испугом. Князь не мог этого не заметить.

— Иди за мною, Мериптах! — приказал ещё раз отец, и таким тоном, что не оставлял места ни для каких сомнений относительно того, следует ли это приказание выполнять.

Мериптах всё же бросил ещё один взгляд в сторону матушки и, если бы она дала ему отчётливый сигнал — не уходи, он бы нашёл в себе мужество воспротивиться даже такому отцовскому тону. Сигнала он не получил и двинулся вслед за отцом, хрустнув подошвами по рассыпанным украшениям.

Оказавшись на отцовской половине, в обществе отца и Тнефахта, Мериптах с удивлением и каким-то даже ужасом вспоминал о том мгновении непонятного своеволия, что посетило его на половине матушки. Было ли это? Как будто перелетел из одного мира в другой. Из сказочного в настоящий. Произошло быстрое, оглушающее опоминание. Неужели это он заставил отца дважды повторить приказ?! Как стыдно, непонятно, как нехорошо! Но это ведь только оттого, что он хотел побыть рядом с матушкой, нисколько не потому, что взбунтовался против отца. Теперь он смотрел на него не только широко открытыми глазами, но и всем широко открытым для почитания и понимания сердцем. Он готов был заглаживать вину послушанием, готов был к поведению настолько беспрекословному, насколько можно вообразить.

Бакенсети тупо смотрел на сына круглыми глазами, находясь в состоянии оцепенения. Он так яростно притащил его сюда, но что с ним делать, кажется, не представлял совершенно. И был в ужасе от этого. Он только повторял раз за разом:

— Теперь я понял, теперь-то я всё понял. — Бросил отчаянный взгляд на визиря. — Что нам делать?! Что нам делать, скажи!

Толстяк чуть развёл пухлые кисти и вкрадчиво сказал:

— Что и было задумано, господин. От того, что его переодели, ничего не изменилось.

Бакенсети страшно скривился, закрыл глаза, как будто переживая неприятное известие. Ему нужно было принимать новое решение на месте уже принятого.

— Ты думаешь, это возможно теперь? Что она...

Толстяк однозначно кивнул:

— Но для чего?! Ведь ни в чём, никаких препятствий... И такое коварство! Впрочем... — Князь даже тихо помычал, преодолевая приступ невидимой муки. — Но тогда того, что мы предусмотрели, мало.

Визирь мрачно кивнул:

— Я понимаю, господин.

— Конечно, только в крайнем случае. В самом крайнем! — сипло выкрикнул Бакенсети и, повернувшись к мальчику, произнёс: — Если бы ты знал, Мериптах, как я хочу ошибиться. Если б ты знал.

Тнефахт подошёл к окну, выглянул и сказал:

— Ливийцы уже очистили площадь перед воротами. Надо готовить парадный выход.

Тут на Бакенсети напало что-то вроде приступа удушья, он стал расчёсывать шею и откашливаться. Тнефахт жевал нижнюю губу и прислушивался к доносящимся в залу звукам.

— А кто это к нам приплыл на Ладье Вечности, сам Ра? — спросил вдруг Мериптах.

Князь и главный советник замерли, переглядываясь.

— Нет, сынок, это не Ра, это сам Апоп, — необычайно мягким голосом проговорил Бакенсети. — И теперь слушай меня внимательно.

Мериптах и учитель сидели на земле в маленьком дворике, похожем на колодец. Из дна колодца росли две чахлые дум-пальмы, дававшие редкую тень. Дворик этот был на территории дворца Тнефахта, специально построенного почти стена к стене с княжеским дворцом. Из этого укромного места было два выхода: один — подземный ход, ведущий неизвестно куда, закрытый грубой дерюгой; второй — тропинка, уходящая в сад Тнефахта мимо заброшенного амбара. По этой тропинке они сюда с учителем и доставлены были задыхающимся толстяком.

Это внезапное путешествие весьма впечатлило мальчика. Мериптах считал, что он досконально осведомлен об устройстве отцовского дома и окрестностей, но оказалось, что он знает намного меньше, чем думал и мог вообразить. Под землёю меж дворцами князя и визиря, оказывается, расположен целый лабиринт подземных нор, прорытых ещё, наверное, в незапамятные времена. Нет, не нор, а настоящих подземных улиц, с высокими потолками и светильниками на поворотах.

Они, понятно, необходимы для повседневного тайного сношения меж первым мужем страны и первым его слугой. Народу незачем глазеть, как главный советник правителя таскается от ворот к воротам, незачем возбуждать глупое любопытство и нелепые толки в городе.

Из покоев Бакенсети под землю, из-под земли в покои Тнефахта, оттуда в сад, по тропинке через него в глухой угол сада между стеной и заброшенным амбаром — таким был маршрут путешествия.

Выбраться из этого дворика, упираясь одной ногой в стену, другой в пальму, было бы нетрудно. Правда, после того, что мальчик услышал от отца перед перемещением в это укрытие, у него и малой мысли не могло возникнуть о шаловливом побеге.

Он сидел, прижавшись спиной к стене и обхватив руками колени, и думал о том, что только что услышал от отца. Ни заброшенный амбар, ни потеря такой дорогой игрушки, как собственный подземный ход, не волновали его.

Учитель был куда деятельнее. Он пристроил кожаный мешок со своим скарбом между стволами пальм. Заглянул в подземный ход, подняв рогожу, и ничего не увидел, кроме глухой темноты. Обследовал он и второй выход. Амбар показался ему странным, вообще-то в таких местах амбары не ставят или, по крайней мере, не отгораживают глухой стеной от остального двора. В общем, вёл он себя как человек, старательно ищущий способ, как бы убраться из того места, в которое помещён.

Мериптах наблюдал за ним невольно, но не пытался понять, что он делает и чего хочет. Слишком ошеломляющим было сделанное ему отцом сообщение. К нему надо было как-то привыкнуть.

Наконец Ти утомился и тоже присел, вытирая рукою обильно потеющий лоб. Было очень жарко, солнце уже взгромоздилось почти на вершину неба и палило оттуда, пробивая насквозь неплотную пальмовую защиту над головами сидящих.

Через высокую стену перекатилась лёгкая, почти нереальная волна отдалённого барабанного громыхания. Процессия Л попа, надо понимать, вывернула из-за угла главного арсенала и теперь по парадной аллее Мемфиса двинется к княжескому дворцу. Учитель покосился на мальчика, поднял глаза па верхний край кирпичной стены, снова вытер пот.

— Послушай, Мериптах, всё равно нечем заняться, давай я доскажу тебе ту историю, что уже дважды начинал сегодня.