— Я-то как раз в этом немного разбираюсь, — ехидно заметил я. — А вся разгадка этого лабиринта проста до невозможности. "Сын кухарки" не может управлять государством. Этому учиться надо. И, ох, как учиться! "Поднимая" такую державу — "загнуться" можно. Если, конечно, работать. Первых ваших князей — Рюрика и Синеуса — долго упрашивали стать во главе государства. Как ты полагаешь, почему они думали так долго? Потому что знали, что придется много работать. Очень много. А их упрашивали: "Придите, поработайте, организуйте, сплотите. Мы вас слушаться будем, работать на совесть, условия и отдых вам обеспечим". И все равно думали. А когда на этот пост лезет толпа всех мастей и профессий, невольно возникает мысль: это что, так легко?! Оказывается, нелегко. И развалив все, они разводят руками: "Что-то мы тут напортачили". А ты говоришь — не видела… Помнишь, из-за чего погиб Петр Первый? Во время наводнения, по пояс в ледяной воде, он спасал свой город. И мог бы отсидеться в спокойном месте, но ведь бросился, рисковал, работал наравне со всеми. А почему? Потому что это был его город. Им возведенный и его наследникам остающийся. Он был настоящим хозяином своей страны. Характер у него был отвратительный, недостатков — куча, жестокость неимоверная, и все же добра он совершил куда больше, чем зла… Как ты думаешь, почему Судный день назначен для всех во "временном отдалении", а не вершится над каждым умирающим сразу? Потому что после смерти человека остаются его дела. Мысли его, труды его. И это дает плоды много после его смерти и тоже бросается на чашу весов, определяющую ценность его жизни.

— Для военного ты неплохо образован.

— Спасибо.

— Нет, я не в том смысле, не обижайся. Просто у военных обычно слишком "узкая специализация", многое оказывается за "бортом" знаний. Но то, что ты рассказал мне, оправдывающий фактор. "Есть хуже меня" — это не довод.

— Ты не поняла меня. Я никогда не оправдываюсь. Мне не в чем оправдываться. Я делаю то, что считаю нужным, и знаю, что моя работа "грязная", но необходимая… Увы… А "хуже меня" есть. Только в отличие от них я знаю цену моей работы, а они — нет.

— Я так и не могу понять, кем же именно ты работаешь. Пытаюсь, и не могу. Скажешь?

— Нет. Назовем это тайной. Ты не хочешь рассказывать мне о себе, а я говорить, кем я работаю. Мы квиты.

— Когда женщина что-то замалчивает — это тайна, а когда мужчина — он просто вредничает.

Это женская точка зрения, а моя правда — другая… Ну хорошо, хорошо, согласен: я — вредный. Занудливый, вредный и очень обаятельный.

— С чего ты взял?

— Ты сама сказала.

— Я сказала, что ты похож на обаятельного Депардье, а о тебе лично я не говорила ни слова. Не "передергивай".

— Но ты же подразумевала.

— И вот таким образом ты хочешь мне понравиться…

— Не "хочу", а уже понравился.

— А эта версия откуда взялась?

— Вижу.

— И, конечно, ошибаться ты не можешь?

— Нет. Мужчины не могут ошибаться. Они опытнее, умнее, и они — мужчины… Но если все же они ошиблись, значит встали на женскую точку зрения.

— Так… Я пришла. А вот ты…

— Может, все же помиримся? — предложил я.

— Мы и не ссорились.

— Тогда почему ты смотришь на меня так, словно я только что наговорил тебе кучу гадостей?

— Ты еще и нахал, — констатировала она. — Видела бы моя мама, с кем я познакомилась.

— Строгая? — настороженно спросил я.

— Очень.

— Тогда хорошо, что не видит… Думаешь, у меня совсем нет шансов ей понравиться? Она сделала вид, что думает.

— Если ты, по своему обыкновению, не начнешь знакомство с шокирующих откровений и позиций… Если не станешь говорить разные гадости о женщинах… Если…

— Тогда я лучше буду иметь дело с папой, — решил я. — Папа кто?

— Военный врач.

— О! С врачами я общаться умею. А с военными врачами нахожу общий язык совсем быстро…

— Если вдуматься глубоко, то я и не собираюсь знакомить тебя со своими родителями. Они могут неправильно понять и испугаются.

— Это маленькая месть за мои размышления о "слабом поле"?

— Нет, за то, что ты все еще надеешься, что я приглашу тебя в квартиру выпить чаю или кофе.

— Ах, даже так… Значит мне предстоит ехать через весь город мокрому, замерзшему и несчастному?

Она грустно покивала головой.

— Хорошо, — насупился я. — В отличие от тебя я не злопамятный: как только отомщу — забуду… Можно, я приду завтра?

— А как же твоя работа?

— Я начальник, — коротко пояснил я.

— А-а… Вот и вся цена твоих измышлений о сильных мира сего. Хотя, если говорить честно, на начальника ты совсем не похож. В тебе солидности нет. Весомости и солидности.

— Вот только сравнивать меня с "сильными мира сего" не надо. Обзывай, издевайся, подшучивай, но с ними не сравнивай… Я настолько большой начальник, что могу позволить себе не выглядеть "солидным и весомым".

— Сколько тебе лет?

Я прищурил один глаз и подсчитал. Результат мне не понравился, и я ограничился двумя последними цифрами:

— Тридцать один.

— Выглядишь моложе, — удивилась она. — Спасибо, что проводил. Пока.

— Нет, это не честно, — запротестовал я. — Это не по правилам…

— По правилам, — улыбнулась она. — По моим правилам. До завтра.

— До завтра, — проворчал я, глядя на закрывающуюся за ней дверь. — До завтра… До завтра?.. Эй, я не ослышался? Ты сказала: "До завтра"?! До завтра!.. Конечно, до завтра!

— Если ты доживешь до завтра, козел! — послышался за моей спиной глухой голос.

— А что может случиться со мной сегодня? — полюбопытствовал я, разглядывая четверку окружавших меня парней. Одинаковые кожаные куртки и "кожаные" выражения их лиц недвусмысленно давали понять, кто передо мной.

— Ты имеешь шанс переохладиться, купаясь в Охте или Неве, — сообщил мне черноволосый паренек со сломанным, приплюснутым носом. — Приятель, я тебя уже второй раз здесь вижу. Это много. Это очень много. Я же объясняю только один раз. Слушай и запоминай. Про телку забудь. Я на нее глаз положил. Ты своим присутствием мне картину портишь, понял?

— Не понял, — признался я. — Из всего, что ты сказал, я не понял ничего. Я не видел ни одной коровы в этом городе, а уж тем более телки, на которой лежал бы твой глаз…

— Да он издевается, Болт! — с кривой ухмылкой пояснил один из "близняшек". — Ваньку валяет. Ему требуется объяснить… Он или не понял, с кем разговаривает, либо так хорошо "стоит", что не боится… Но в последнем я шибко сомневаюсь — рылом не вышел!