отдыхаешь один? — подплыло ко мне очередное невменяемое видение чистой красоты.

Отмахнулся. Не угостил коктейлем. Услышал, что я стрёмный жмот. Ничего нового.

Стою, слежу за Алёнкой. Так-так, что за нахер?

Я подобрался, когда к ней подплыл дрыщавый хмырь, и принялся лапать. А эта сучка и рада, задницей вертит!

— Ну пиздец тебе, Алёнушка! — сузил я глаза, и сделал шаг в сторону этой тусовщицы.

Отшила. Уф, моя ты пьяная прелесть! Ладно, живи, а я пока посмотрю.

И я смотрел как она накидывалась. Смеялся, любуясь танцами Алёны — она пьяная вхламину, обычно это в женщинах бесит, вызывает омерзение, когда не легкое опьянение а невменяемость. Но Алёнка не бесит. Пляшет, абсолютно не стараясь быть сексуальной, не думает о том как выглядит. Подпевает, хохочет, отрывается.

Я думал что она меня не бесит? Беру свои слова обратно!

— Да блядь, — снова подорвался чтобы надрать этой пьянчужке зад. Вообще охренела — бармена тянет за накинутый на голое тело галстук, оба улыбаются, он тянется к Алёне через барную стойку. Если засосутся — капец обоим!

Нет, не засосались. Смеются оба, Алёнка что-то орет бармену на ухо. Они явно нашли друг друга.

Подойти к ней или не подойти?

Весь вечер гадаю — да или нет? Я почти решил не подходить. Прослежу чтобы Алёнка не нашла приключения на одно место, доставлю до дома, и поеду домой — сегодня дочка в гостях у брата. Да и смысл мне к Алёне подходить? Она пьяная, пользоваться её состоянием не хочется. Да и нельзя мне трахаться.

Алёна всё решила сама. Вдруг округлила глаза и, чуть пошатываясь, поплыла ко мне.

— М-максим? — пролепетала, улыбка от уха до уха. — Да ла-а-адно! Нет, эт-то же не ты, да?

— Это не я, — ответил послушно.

— Ладно, — кивнула покладисто, и вдруг ткнула меня в живот пальцем. Захихикала, прижала ладонь к моей груди, повела вниз с нажимом, лаская, и… ущипнула, зараза. — Точно не ты. У меня глюки, — сказала заговорщицки. — Или белая горячка? Или это всё же ты? — нахмурилась она, и взглянула с подозрением.

— Или так, — не стал я спорить, не особо понимая завихрений её похмельного мозга.

Я её и трезвой-то не понимаю, а уж пьяную и подавно.

Алёна, не стесняясь толпы, обошла меня, осматривая так придирчиво, словно она цыган, а я конь, которого нужно с конюшни свести. Оказавшись за моей спиной она, вот же пьянчужка наглая, положила ладони на мою задницу. И сжала.

Блядь! Вот что творит? Чувствую себя целкой, которую хулиган домогается.

— Ням, так бы и съела, — мурлыкнуло это чудо, и снова пожамкала. — Какой ты аппетитный! Нет, — хмыкнула она, оказавшись лицом к лицу, — ты точно не Максим Люциферович! Он ты точно гадостей наговорил. А ты терпишь стоишь. Лапочка мой.

Алёнка расчувствовалась, обняла меня. Мне послышалось, или она всхлипнула?

Приплыли. Алёнка вхлам, несёт дичь, лапает, обнимается, того и гляди пьяными слезами рыдать начнёт. И меня не тошнит от этого. Я умиляюсь.

— Алёнка, тебе пора. Айда домой отвезу, — погладил её по голове.

— Мр-р-р, как ты пахнешь вкусно. Можно я тебя съем? — она хлопнула чуть окосевшими глазками, и я рассмеялся.

— Тебе всё можно. Пойдем.

— Я же любовника пришла искать, — снова доверилась мне эта зараза. — Хочешь? Поехали к тебе? Ой нет, давай в отель! Хочу в отель!

— Домой, — рявкнул я, и потащил это чудо к гардеробу.

Пришлось выдержать бой с Алёной за номерок. Одел её, раскапризничавшуюся. Алиска себя так не ведет когда на прогулки собираемся, а Алёна — пожалуйста, весь набор: дрожащие губки, выворачивающиеся руки, заявления что она пришла искать любовника, и что она хочет не домой а «в нумера».

— Гадство, — топнула она ногой, и чуть не упала на скользком льду. — Вот ты не он, но такой же вредный! Или в отель, или я возвращаюсь танцевать.

— Или получишь по жопе.

— А я завизжу, — оскалилась она. — Хочешь?

В отель? Ладно, привезу в отель. Пусть отоспится, а утром я поржу с неё. И припоминать буду этот вечер еще о-о-очень долго! Я злопамятный. Эх, Алёнка, какой шикарный козырь ты мне вручила против себя!

— Куда мы едем? — спросила она тоном следователя, едва мы сели в такси.

— В отель.

— То-то же! Всё всегда по-моему, Макс, — она явно запуталась похож ли я на себя, или это я. — А теперь давай, целуй меня!

11

— Салам, братва, — присела, раскинула объятия для племянников, в которые хулиганы тут же кинулись.

— Ой, а что у тебя с лицом?

— А чем от тебя пахнет?

— А…

— Бэ, — показала племянникам язык. — Идёмте, какао вам налью. Или накидаемся детским шампанским?

— Алёна, — ущипнула меня сестра, смеясь. — Ох уж эти твои «накидаемся», «салам, братва»! У меня и так не дети а драконы.

— А ты — драконья мамка. Проходи, — я чмокнула Женьку в щеку.

— Кстати, а правда, что за чудный запах перегара? И что с лицом и шеей, мать? Ты точно не после детского шампанского такая красивая. Расскажешь?

— Я тебя для того и пригласила. Идём, пацанов твоих займем чем-нибудь, и я всё выложу, — вздохнула я.

У меня в жизни было много позорных ситуаций. Иногда нахлынет, вспомнится что-то, и я жмурюсь, кулаки сжимаю и начинаю мычать и стонать, лишь бы заглушить стыдные воспоминания. Например, нравился мне один парень в школьные годы, и я ему тоже вроде нравилась, валентинку он мне подарил по крайней мере. И вот, договорились погулять в одной компании, я принарядилась, шла к ним модельной походкой вся такая красивая и секси. Жаль что на каблуках я только-только училась ходить, а вот под ноги смотреть не стала. Шлепнулась всей массой прямо перед любовью всей жизни, а тот начал гыгыкать вместе с дружками. Столько лет прошло, но до сих пор стыдно! И таких событий в моей жизни — миллион. Но в одном журнале я как-то вычитала статью, что если сразу же проговорить перед кем-нибудь то, чего стыдишься — станет легче и воспоминания не станут мучить.

Для этого я и вызвала Женьку. Кто как не сестра меня выслушает.

—