Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я уже давно ничего не боюсь. Но в деревне – да, боятся. Американцы могут нас сжечь. Они жестоко наказывают тех, кто хоть что-то делает для вас.
Он смотрит при этом на женщину, прижимающую к своим ногам ребенка. Она, увидев бойцов, тут же заводит его в хижину, закрывает за собой дверь.
– Мы можем подождать и в джунглях, – говорит командир. – Ведь если кто скажет врагам, что мы останавливались в твоем доме…
– У меня два сына ушли к Хо Ши Мину. В деревне это не секрет. Если бы хотели сказать, давно бы сказали.
Вьетконговцы заходят в хижину. Потом один из них выбегает, берет лежавшие у стены два бамбуковых шеста, идет к реке, ставит их в песок буквой «Х».
Раздается гул самолета. Вьетнамец спешит в хижину.
Гири были небольшие, в пятьдесят американских фунтов, то есть около полутора русских пудов. Бойцы, стоя по парам метрах в четырех друг от друга, перекидывались ими как мячиками. Попробуй зазевайся.
Ален вел занятия и в то же время сам перебрасывал такую же гирю из руки в руку. Это было несложно – лишь бы мышцы не застаивались.
Над площадкой завис вертолет. В общем-то, это рядовое явление, но по тому, как к ней тотчас стали стекаться штабные офицеры и подъехал на джипе Чандлер, лейтенант Строк понял, что на базу прибыло высокое начальство. Занятия в связи с таким событием никто не отменял, и он сказал это своим бойцам, задравшим было головы на «Ирокез».
Вертолет приземлился. Из его нутра вышли генерал Чейни, журналистка Лора Сайзлер, еще несколько военных. Чандлер вскинул в приветствии руку:
– С прилетом, господин генерал. Прошу в машину.
– Спасибо, но я пройдусь, насиделся при перелетах. А вот нашу гостью пусть отвезут, создадут ей подобающие условия, чтоб она привела себя в порядок. Хотя она и так в порядке, а!
Сказано это было так, чтоб журналистка услышала. Одета она была, как и все, в камуфляж, но он действительно шел ей, лишь подчеркивая все женские прелести. Это оценили и офицеры базы, тотчас окружившие Лору. Послышались комплименты, расспросы, и Чейни, убедившись, что женщине не до его слов, спросил тихо Чандлера:
– Русский где?
– Там, где плавучий ресторан, в камере… Впрочем, вы ее в предыдущий приезд видели.
Генерал кивнул:
– Хорошая камера, почти люкс. Если б не русский, я бы как раз там и обосновался на пару дней. С ним все нормально?
– Конечно. Ест, пьет, читает, слушает радио.
– Прекрасно. Завтра утром его заберут отсюда на этом вот вертолете. Так что задача номер один – образцово постеречь пленника эту ночь, и все.
– Туда просто невозможно проникнуть постороннему, – убежденно сказал Чандлер. – К тому же, господин генерал, я как раз сегодня разрешил пообщаться с Бабичевым нашему пилоту Полу Кросби, которого вы вчера по телефону просили никуда не отправлять до вашего прилета. Лишний глаз за русским, думаю, не помешает.
Чейни согласился:
– Умно придумано.
Журналистка села в машину, джип тронулся, а генерал с Чандлером неспешным прогулочным шагом отправились по песчаной дорожке. Остановились недалеко от спортивной площадки. Чейни с любопытством стал наблюдать за тренировкой.
– Это, кажется, лейтенант Строк?
– Да. Хороший офицер. Я им очень доволен. Были бы все такие…
Группа Алена оставила в покое гири и перешла к упражнениям по метанию ножей. Лейтенант что-то объясняет бойцам, затем первым швыряет нож в мишень. Лезвие входит точно в горло профильной мишени.
– У него точная и крепкая рука, – сказал генерал. – И мозги, наверное, неплохие, однако ж карьеру сделать не смог. Слышали, наверное, о том, что с ним года три назад произошло?
Чандлер покачал головой:
– Лишь в общих чертах, по чужим разговорам. Что-то там у него в семье…
– Да. Чуть не пошел под суд, избил жену и ее любовника. Нам с большим трудом удалось его отстоять. Как у него настроение?
Чандлер ответил честно:
– Мне кажется, он немного устал. Выполнит любую задачу, не подведет, но ему бы отдохнуть, сменить на время обстановку…
Генерал прервал его:
– Об этом и речи быть не может. Лично я предлагал Строку тихую спокойную должность, но он хочет только воевать. Да нам он, в принципе, и ценен этим. И когда устанет воевать, то уйдет уже отдыхать навсегда. Как там у Шиллера: «Мавр сделал свое дело – мавр должен уходить».
– Мавр может уходить, – поправил генерала Чандлер.
Но тот повторил:
– Должен. Вы вот что, давайте подстрахуемся и пошлем нашего героя к этой плавучей камере. А заодно верните оттуда пилота. Я ему тут сюрприз небольшой приготовил: встречу с подругой юности.
– С журналисткой? – спросил Чандлер.
Генерал улыбнулся:
– Думаю, после этого ее репортажи отсюда станут еще теплее и проникновенней.
– Тебе пора, – сказал Платов Пирожникову.
– Так я готов!
Первым лейтенанту протянул руку Хук:
– Знаешь, меня не покидает предчувствие, что мы еще встретимся.
– Это плохое предчувствие? – спросил Женька.
– А черт его знает.
– Ты запиши мой московский адресок…
– Щас. – И Хук взглянул на Платова: – Командир, хоть ты скажи: он ваньку валяет или ничему не успел научиться, пока с нами был? Адрес записать… Может, еще раз ему врезать, как при знакомстве?
– Да шутит он, конечно, – сказал Циркач, хлопая Пирожникова по плечу. – Ты, Женя, на Хука не обижайся, он только с виду у нас психованный и сердитый, а так – золотой человек. И в Москве встретимся обязательно, даже если и адрес не запишем.
Физик и Макс пожали лейтенанту руку молча.
Последним к нему подошел Платов:
– Значит, так…
Пирожников прижал ладони к груди:
– Я все помню, честное слово, помню! До сантиметра и секунды…
– Значит, так, – повторил Платов. – Метров пять от берега мы еще в мертвой зоне, нас от ресторана не видно, так что это расстояние можешь плыть обычно, но потом – ныряй и держись под водой, сколько сможешь. Не думаю, что с такого расстояния кто-то голову твою рассмотреть сможет, но береженого, как говорится, бог бережет.
– Командир, да эта река для меня – тьфу! Я перенырну ее всю, только в камышах, у плотика, всплыву.
Платов кивает, соглашаясь, и продолжает инструктаж:
– Смотри на часы: начинаешь плыть на плоту ровно через двадцать две минуты. Именно к этому времени мы уже с Бабичевым выныриваем вот на этом самом месте. Как только ты нас заметишь, не жди больше ни секунды! Перерубывай лианы, держись сначала за камышами, а там, где река поворачивает… Усек, да?