Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец Годрик поднял руку, призывая своих коллег к молчанию. Они подчинились — по крайней мере среди них Годрик обладал известным авторитетом.
— Вы сказали «культ Саккары»? — переспросил верховный волшебник и усмехнулся. — Культ Саккары? Врата ада? Демоны Хаоса? — Годрик покачал головой, едва удерживаясь от смеха. — Почтенная серафима, я бесконечно уважаю вас и нашего мудрого короля, да пошлют ему боги долгую жизнь, но боюсь, я неправильно вас понял. Во имя всех богов, что за странные фантазии приходят вам в голову? Могу ли я узнать, что навело вас на эту абсурдную мысль?
— К моему величайшему сожалению, это не фантазия, — возразила Джэйл.
И она вкратце сообщила волшебникам о том, что привело ее, Зару и Фалька в Штерненталь, — о бестиях, убивавших девушек в Мурбруке, и о том, что подобные убийства совершались и в других местах. О том, как они с Зарой выследили в лесу под Мурбруком зверя-убийцу, о том, как они выяснили, что зверь исполнял приказы священника Сальери, о других людях, внешне ничем не приметных, которые охотились за сердцами невинных девушек в других городах Анкарии. Джэйл сообщила, как сначала заподозрила, что магистр Илиам Цак взялся за старое. Однако позже они узнали, что во главе возрожденной секты стоит не Илиам Цак, а его бывший соратник и правая рука — Измаил Турлак. Джэйл рассказала об их встрече с Виглафом в башне Илиама Цака и о том, как Виглаф попытался их убить.
Наконец Джэйл умолкла. Молчали и волшебники. Им явно требовалось время, чтобы осмыслить услышанное и обдумать ответ, ибо косвенно она обвинила их в том, что они не отнеслись с должным вниманием к возрождению культа Саккары и не уничтожили в зародыше величайшую опасность для всей Анкарии.
Наконец Годрик заговорил:
— Итак, в первый раз, когда вы пришли сюда и я спросил вас о причинах вашего визита, вы мне солгали? В таком случае объясните мне, почему мы должны верить вам теперь? Тем более что все рассказанное вами больше похоже на сказку. Вы находитесь в Штернентале всего один день и полагаете, что узнали о происходящем в городе больше, чем мы, живущие здесь уже много сотен лет? Никогда не думал, что услышу подобные обвинения от одной из Защитниц Света. Уверяю вас, вы ошибаетесь, и прошу вас набраться мужества, чтобы признать свою ошибку. Мне очень жаль Виглафа, мне больно слышать о том, какая судьба постигла его. Но клянусь, что бы он вам ни рассказал, это было его собственной, ни на чем не основанной фантазией. Я клянусь вам в этом. — Его голос окреп и зазвучал громче и тверже. — Я клянусь, что все, что рассказал вам Виглаф, — абсолютная бессмыслица, и я не знаю, что заставило его лгать вам. Культ Саккары мертв уже много столетий, и никто из живущих в Штернентале никогда и в мыслях не имел открыть врата ада и выпустить на свободу демонов Хаоса. Это — полный абсурд и бессмыслица. Мы служим королю и Анкарии, и у нас нет никаких оснований замышлять зло.
— Почему вы так уверены? — спросила его Джэйл. — Почему вы уверены в этом Измаиле Турлаке? Вы доподлинно знаете его намерения? Я бы хотела сама увидеться с ним и поговорить. Где мне его найти?
— Там, откуда вы пришли, — сказал Годрик, и губы его расплылись в язвительной усмешке. — На кладбище. Измаил Турлак умер и был погребен несколько десятилетий назад. — Годрик явно наслаждался изумлением гостей. — Позволю себе упредить ваш следующий вопрос, — продолжил он с преувеличенной любезностью. — Нет, Измаил Турлак не был убит. Он умер от старости, он просто устал от жизни и прекратил омолаживать себя. Но даже если бы он был сейчас жив, то едва ли смог чем-нибудь помочь вам. Он, как и все мы в Штернентале, отрекся от запретных темных искусств. Повторяю, мы все хотим одного — стать полезными членами общества и очистить нашу репутацию от любых подозрений. — Он внимательно посмотрел серафиме в глаза, будто желая удостовериться, что его речь произвела на нее впечатление. — И я еще раз со всей ответственностью заявляю вам: в Штернентале нет и никогда не было ни одного волшебника, который был бы членом возрожденного культа Саккары. И я полагаю, что в скором будущем…
Но тут Зара прервала его речь:
— А как насчет убийств волшебников?
Годрик изумленно уставился на вампиршу. Казалось, сама мысль о том, что подобное существо смеет задавать ему вопросы, возмутила его. Он готов был выслушать серафиму, но вовсе не желал оправдываться перед кем-то из детей ночи. И все же ему пришлось ответить.
— О каких убийствах идет речь? — спросил он удивленно. — Это что, еще одна из баек Виглафа?
— А разве не правда то, что за последние годы несколько волшебников в Штернентале были убиты, причем убиты с особой жестокостью? — ответила Зара вопросом на вопрос. — И что все убийства были похожи друг на друга как две капли воды?
Зара взглянула на лица других волшебников и поняла, что она на верном пути. Сидевшие за столом почтенные старцы явно чувствовали себя неуютно. Слова Зары обеспокоили их гораздо больше, чем рассказ Джэйл.
— Волшебникам наносили множество ран узкими острыми клинками и оставляли их истекать кровью, пока несчастные не умирали, — продолжала вампирша. — Это было карой за то, что они отказались присоединиться к культу Саккары и пожелали сохранить верность королю и Анкарии. Да, эту байку рассказал нам Виглаф. Но разве она не соответствует действительности?
— Ни в коей мере! — воскликнул Годрик. — Ни в коей мере не соответствует! Это просто чушь, ерунда, глупая шутка, не больше. Разумеется, за те столетия, что мы живем здесь, люди умирали. Такова участь всех живых существ, будь то волшебники или обычные смертные, — все мы склоняемся пред властью времени. «Всякий, кто рожден, обречен смерти» — так говорит пословица. Но уверяю вас, за все эти долгие годы, за все века, пока существует Штерненталь, здесь никто не был убит.
И тут один из волшебников — человек средних лет, щуплый и горбоносый, посох которого был украшен деревянной розой, поднял руку, показывая, что ему есть что сказать. Годрику пришлось умолкнуть.
Волшебник поднялся со своего кресла, разгладил бороду и заговорил тихим глубоким голосом.
— А что, если это правда? — мягко сказал волшебник. — Что, если мы в самом деле были ослеплены нашим самомнением и не желали видеть то, что творится под самым нашим носом?
— Салман! — воскликнул Годрик так, словно приказывал своей собаке: «К ноге!»
Но Салман не собирался подчиняться. Он молчал слишком долго и слишком долго собирался с силами, так что его невозможно было остановить гневным окриком. Не обращая внимания на Годрика, глядя в глаза своим товарищам, Салман продолжал:
— Мы все что-то замечали, не так ли? До нас доходили слухи, но мы не желали им верить. И это продолжалось не один месяц. Мы хоронили наших друзей, одного за другим, и не решались спросить, что происходит. А если и спрашивали, нам отвечали, что все под контролем. — Он повернулся к Годрику и указал на него пальцем. — Разве не вы, не вы лично уверяли нас, что все у вас под контролем?
Годрик хотел что-то возразить, но Салман нетерпеливым жестом велел ему молчать, и Годрик, к собственному удивлению, подчинился.