– Это которым друзьям? И кто мы? – еще больше удивилась Марина, смерив его тщедушное скорее тело – вычитание, чем телосложение, с ног до головы – в стоптанных кроссовках, с расстегнутой ширинкой на джинсах, с недельной щетиной и стойким перегаром. Рядом со своим другом с блеклыми, водянистыми глазами, напоминающим медузу, в вельветовых малинового цвета узких штанишках – пародией на метросексуала местного разлива, вместе они выглядели сейчас, как два сутенера. Марина расхохоталась.

– Ну что ты прикидываешься, не знаешь кому? – взвился, нервничая Маркуша.

– Мальчики, я знаю, что вам нечем, но все ж попробуйте понять, пришли вы не туда, но, спасибо, повеселили. Аудиенция закончена, – показала Марина на дверь.

– Ты для себя ничего не хочешь, хоть бы о своей дочери подумала! Никуда не пойду, пока не позвонишь! – И Марк уселся на диван, изображая готовность сидеть тут хоть до второго пришествия.

– Давайте, давайте, внебрачные дети Остапа Бендера, быстренько на выход, вам тут ничего не светит!

Они ушли, но вскоре Маркуша снова вернулся с неожиданной для него новостью: «Чичиков», набрав у народа денег под проценты, пропал с концами.

– Ты не представляешь, какая это прорва денег! – с горящим взором рассказывал он детали происшествия местного масштаба.

– Завидуешь?!

– Да я и не завидую, но Виталик до конца жизни себя обеспечил, молодец! А у меня гениальный проект, напишу рапорт, уеду в самый отдаленный район, думаю, на север. Решил стать агентом, есть такой вид службы, ходит человек, бомжует, по мусоркам роется годами или в тюрьме сидит, с тем, с кем надо, в контакт входит. В общем, следит за кем-то. Информацию добывает. За такую службу двойная зарплата, выслуга лет, звездочки на погоны. Так что уезжаю, роднулечка.

Марина уже знала этот лживый бессовестный взгляд, пустые слова. Но даже в этой придуманной истории он хотел подготовить себе алиби и заодно потянуть за свою любимую ниточку – пожалей меня!

– Кому ты это рассказываешь? Выбрал, наконец? Остановился на очередной жертве? Тебе надо подстраховаться, вдруг там не получится, не срастется и можно вернуться под мою крышу? Я ведь тебя давно отпустила, оставь же и ты меня!

И он сказал то, что очень давно хотел сказать:

– Давай разделим дом.

– Нет, дом не делится, только продается. Надеюсь, скоро смогу выкупить «твою» половину.

– А может, я у тебя? У меня есть люди, готовые дать мне деньги, перепишешь дом на меня? – И он напряженно впился в нее взглядом. И она, не раздумывая, ответила:

– Согласна, приводи своих людей.

Он повернулся и вприпрыжку, не скрывая радости, ринулся к выходу.

Она закрыла за ним дверь на ключ, повторяя: «Какая мерзость, какая мерзость!» Долго кружила, как заведенная, по просторному залу, не в силах остановиться. Внутри жгло, как будто мент раздвинул ей ребра и намазал сердце финалгоном.

…Его люди не пришли. Покупатели временами наезжали, все им нравилось, но хотелось ближе к морю.

Странный народ, не понимали, что такое жить у моря, – Содом и Гоморра, вечно грохочущая музыка, толпы людей, тесный пляж, шум и драки, гул и сигналы машин, салюты по ночам и прочая курортная маета с мая по октябрь. И холодный ветер с моря с октября по май.

Дожив до глубокой осени, она вернулась в свою квартиру. Жить в ней после нескольких лет сдачи чужим было невозможно. С тоской оглядев свое убитое жилье, взяла кредит, нашла бригаду и вдохновенно принялась за ремонт. Чтобы хоть на чем-то сэкономить, сама счищала старые обои, демонтировала полы, надрываясь, выносила по ночам, чтобы никто не увидел.

Мастера обещали к Новому году закончить. Заливали в одной комнате стяжку – спала на полу в другой. Строители, придя утром, удивлялись: «Как вы здесь спите? Нельзя дышать этими испарениями – химия, не то что раньше – песок и цемент!»

А где ей было спать? Пойти по друзьям через столько лет? Ну ладно, квартиру она отремонтирует, отмоет, а что делать с телом? с душой? Со своими воспоминаниями об их совместной жизни?

…Мыла, натирала новые полы, вешала шторы, когда вдруг позвонил Марк. Позвал на вокзал, улетает, хочет проститься. Будет ждать в пять, в кафе. Она приехала немного раньше, зашла в кафе, заказала капучино. Сидела в ожидании, задумчиво размешивала кофейное сердце на взбитой сливочной пенке. Когда он вошел – чужой, совсем другой, незнакомый, – от сердца не осталось и следа. В теплой куртке и зимних ботинках в Крыму в ноябре он был неуместен, ткнулся губами в щеку:

– Привет!

– Привет. На северные помойки собрался бомжевать? Или сразу в тюрьму?

– Пока в Москву. Еду к друзьям, буду восстанавливаться в милицию, ну, в полицию теперь уже.

– Молодец. В добрый час!

Встала и перекрестила его. Понимала, врет, нет у него друзей ни в Москве, ни в другой точке земного шара. Позвал, чтобы убедиться в ее доброжелательности, хотел увидеть в ее глазах, что не держит на него зла, не подставит, не подведет, продаст дом, отдаст ему половину. А пока пересидит зиму, у какой-нибудь из женщин под юбкой.

Он качнулся к ней, прижался, обхватил руками, и дрожь сотрясла его тело, словно подключился к высоковольтному проводу. Попытался поцеловать, но она отстранилась: «Благословляю».

И ушла не оглядываясь.

Прошел год. Ни в день рождения, ни на Новый год не позвонил, не поздравил, не поинтересовался, как она, жива ли… В интернете увидела его объявление о продаже дома с фотографиями.

А она существовала наедине со своим падением в эту бездну, с разочарованием, с открытой раной, с кровоточащей дыркой в груди, откуда вырвала придуманного его.

Заставляла себя вставать с постели по утрам. Загналась со стройками, с ремонтами, с устройством быта, выживанием, долгами. Научилась экономить и обходиться самым мизерным, шла пешком к оптовому рынку, покупала дешевые овощи. Не волновалась, что увидят знакомые, ее знакомые здесь не бывали, если только пролетали мимо на скорости в своих авто.

Постилась. Молилась, просила прощения за свой грех. Слишком много взвалила на себя. Надорвалась. И, казалось бы, когда все уже позади, накопивший боли организм вдруг дал сбой, сломался. Не захотел больше ей служить. Или она не захотела. А может, себя за грех наказала. Но спасибо друзьям и врачам – успели. Выжила, не ушла, не пришла еще пора.

После, когда «вышла из пике» и набралась сил, подруга дала визитку психотерапевта и взяла с нее слово, что Марина обязательно обратится к доктору.

Она долго не решалась, – ну с какой стати к психотерапевту? Она же сильная, сама справится, но поняла – уже не справилась.

Наступил хмурый, дождливый ноябрь, и Марина позвонила врачу. Собиралась, как на свидание, – истинная женщина, первое впечатление не повторить. Придирчиво оглядывая себе в зеркале, усмехнулась: «Похожа на психбольную? Вроде бы нет». Осталась довольна своим внешним видом, а рану в сердце под костюмом не видно.