Косма качает головой и уходит исполнять поручение. Возвращаясь, он приносит керамическую чашу с водой, от которой поднимается пар, и перекинутый через руку отрез плотной шерстяной ткани.

– Поднимись-ка, доминус, сейчас обрядим тебя для тепла.

– О, сагум{19}! – радуется Цезарь. – Солдатская одежда! Можно вообразить, что я в походе. Откуда ты его взял?

– Снял с охранника, – отвечает Косма, закрепляя плащ застежкой.

– Он на улице стоит, а ветер до костей пронизывает. Парень околеет.

– Да он был счастлив, когда я сказал, что отнесу его плащ великому Цезарю.

– Счастье не помешает ему замерзнуть.

– Потерпит, зима уже кончилась. Или прикажешь отнести обратно?

– Нет, тогда я замерзну. Дай ему пару динариев за услугу.

– Если мы будем награждать всех, кто нам служит, только за то, что они выполняют свой долг, то скоро останемся с голым за… Останемся без средств.

– Если я захочу узнать твое мнение, я его спрошу.

– Ладно, вечером ему отсыплю, – говорит раб ворчливо. – А сейчас я, с твоего позволения, вернусь к составлению письма нашим доблестным ветеранам.

– Прочитай, что успел написать, – велит Цезарь, располагаясь в кресле и поднося чашу к губам.

Косма идет к небольшому столику, установленному рядом с рабочим местом хозяина, разворачивает свиток с черновиком и пробегает по строчкам взглядом.

– Вначале сказано, что ты любишь своих солдат, как собственных сыновей, ценишь и все такое прочее, и просишь набраться терпения и подождать.

– Да, но ты напиши, что я наделю их землей, как обещал.

– Написал уже: «Я всем дам землю, и не так, как Сулла, отнимая ее у частных владельцев и поселяя ограбленных рядом с ограбившими, чтобы они пребывали в вечной вражде друг с другом, но раздам вам землю общественную».{20}

– И прибавь, что я отдам наделы из собственной земли или даже куплю для них, если будет нужно.

– Ты действительно собираешься это сделать? Неслыханная щедрость, царская!

– Посмотрим, – отвечает Цезарь уклончиво. – Если пойму, чтобы они действительно готовы против меня взбунтоваться, тогда придется. А если согласятся поехать в дальние земли у германских границ, то обойдемся без царской щедрости. Допиши, сделай копию для меня и отправь предводителю, как бишь его?

– Руф Сита.

– Руф Сита? Четвертый Македонский легион. Нет! Девятый Испанский, рыжеватый такой, как галл. Еще помню, хорошо.

– Молва приписывает тебе то, что ты не забываешь ни одного имени и ни одного факта.

Цезарь легонько усмехается и возвращается к своим бумагам. Некоторое время и хозяин, и раб трудятся в тишине, пока не раздается истошный звук рожка, от которого оба вздрагивают, а Косма чуть не подпрыгивает на месте.

– Этот музыкант, «отбивающий» час! – жалуется он. – Разве же это музыкант? Как будто кошке хвост прищемило!

– Как бы мы еще узнавали время? Нельзя же в помещении установить солнечные часы. Хотя я слышал, появились водяные, надо бы узнать, как они устроены.

– Небось, капают и капают, пока с ума не сойдешь.

– Выясни это, – распоряжается Цезарь. – А что он трубил-то?

– Обедать пора. Ты обещал госпоже Кальпурнии, что вернешься домой к трапезе.

– Ох, – Цезарь откидывается на спинку кресла, прикрывая глаза. – Если я отправлюсь домой, дорога займет столько времени, что я сегодня больше ничего не успею. Каждый раз это целая процессия! Люди толпятся по сторонам, выкрикивают прошения, молят о благословении, прорицатель сумасшедший пристал на днях… Я от Галлии до Рейна быстрее дошел, чем отсюда до дома иду.

– Так вели подать себе паланкин, – предлагает Косма.

– Я не женщина и не старик! Стоит появиться в носилках, как все решат, что я слишком дряхл, чтобы ходить пешком. А колесницы с восхода до вечера я запретил. Глупая была идея.

– Идея была хорошая, в Риме от столпотворения не протолкнуться. Но сделай для себя исключение.

– Сделаю исключение, подам лишний повод к злословию.

– Так мы пойдем домой или нет?

– Нет, – решает Цезарь. – Отправь гонца к моей жене с извинениями, пусть передаст, что я приду к вечерней трапезе пораньше. Заодно пошли человека с деньгами в лавку к тому ювелиру-иудею, как там его звали? Не важно. Он обещал сделать золотого соловья, который столько стоит, что за эти деньги должен, я считаю, петь! Но петь он не будет, просто женская безделушка.

– Подарок не для госпожи Кальпурнии? – уточняет Косма, наученный любовными похождениями хозяина.

– Как я могу дарить римской женщине такую вещь? Было бы нарушением моего закона против роскоши, – кисло улыбается Цезарь. – Я в сетях собственных законов. Не забавно ли? Нет, соловей предназначен для царицы Египта.

– Ах, вот оно что, – произносит раб значительно. – Но предупреждаю тебя, наша госпожа решит, что ты не пришел на обед, потому что поехал к царице.

– О, боги, я посещал Клеопатру всего два раза с тех пор, как она приехала, и это были официальные визиты! А Город гудит от сплетен, как улей.

– Еще бы! Чужеземка прибыла в Рим с пышной свитой, ходит в таких нарядах и драгоценностях, которых женщины и не видывали. На ее приемах во дворце пляшут полуголые девы, увешанные золотом. Мимы, актеры, циркачи! И целый зверинец в саду с павлинами и ягуаром.

– Она же царица, особа монаршей крови. Ей положено демонстрировать свое богатство.

– А мальчик, которого она привезла? Народ прекрасно помнит песенки, которые про тебя с Клеопатрой распевали даже на триумфе. Люди думают, что ты собираешься жениться на египтянке и заставить всех поклоняться крокодилам, а столицу перенести в Александрию. Эти слухи не способствуют нашей популярности.

– И что я с ними должен сделать? Издать закон против дураков? Нет во всей вселенной власти, способной их запретить, Марс бы проиграл битву с глупостью, сломав свои щиты и копья, а у Юпитера бы никаких молний не хватило. Люди всегда чем-то недовольны, – Цезарь поднимает голову к окну, вглядываясь в открытый ему фрагмент лица Рима, будто пытается что-то на нем прочитать, – им нужно быть недовольными, иначе это была бы другая вселенная. Но другой нет, верно? Пусть будут недовольны, я не возражаю.

Выслушав эту тираду, раб смотрит на него исподлобья.

Последнее время господин, вроде бы, погруженный с