Боюсь спугнуть ее откровение. Даже дышать боюсь. У нее пересыхает в горле. Тут же наливаю и протягиваю ей еще один стаканчик с водой. Она благодарно улыбается. Улыбка ее вспыхивает на мгновение, словно освещая изнутри тонкое лицо. О'Хара сейчас не здесь, она смотрит сквозь меня невидящим взглядом и продолжает:

– Так вот, смотрю внимательнее. И вижу любопытную вещь – граждане эти могут делать карьеру, конкурировать, они могут ненавидеть друг друга, но одновременно они готовы умереть друг за друга. Потому что эта система – армия, и есть эти граждане. И она так прочна, что каждая ее частичка защищает себя, других, всех. Всю систему. Они движутся в одном направлении и в едином ритме. Систему не разъедают межкорпоративные конкурентные процессы, коррупция тут как ржавчина, затрагивает отдельные сферы, поверхность, не уничтожая основ. Тут есть механизмы саморегулирования и самоочищения – тестирование, подтверждение квалификации, дуэльный кодекс. Армия – инструмент. Инструмент подавления и защиты. Этот инструмент – только в руках у Императора. И вот главное – что такое Император? Император – это существо, обладающее властью, имеющее право строить и разрушать, карать и миловать. На нем сосредоточены все нити управления сообществом, равновесие которого и гармоничное развитие – цель существования имперской власти. Не получение прибыли, не набивание кармана – обеспечение процветания подвластных ему людей – вот в чем суть существования Императора. И тогда все встает на свои места. Империя – это агрегат, управляемый с единого пульта. В нем много деталей, а те детали тоже состоят из других деталей, а те – из других. Детали могут свободно вращаться так, чтобы выполнять свою часть работы, но не должны соскакивать с валов и вылетать за пределы машины. И вся эта система в целом успешно работает, а стены ее и есть армия. Она не позволяет повредить машину ударом снаружи, корпус ее прочен. Она не позволяет шестерням раскатиться изнутри. Как только шестеренка захочет выпрыгнуть со своего места и нарушить отлаженный ход всего механизма, она упирается в стену. И стена давит ее до тех пор, пока та не встанет на место. И тогда я поняла, что хочу работать в этой честной системе. Хочу быть главной частью машины, а не винтиком маленькой вертящейся детали. И потому я здесь.

Она замолчала, рассеянно глядя мимо меня.

– Но почему Корпус, мэм? – напоминаю я о себе.

– Корпус? – Она очнулась, вспомнила о стаканчике в руке. – Корпус, Ивен, – это не просто армия. Корпус – это руки, кулаки. Элита, если хочешь. Он всегда впереди. А я, ко всему, честолюбива. Поэтому после курсов резерва я записалась именно в офицерскую школу Корпуса, хотя и ломают там безбожно. Смотри, во что я превратилась!

Она разводит руками, улыбаясь, демонстрирует себя. Она явно смущена своим откровением. Я улыбаюсь в ответ. Я бы ей сказал, во что она превратилась, но боюсь схлопотать по физиономии. Не знаю, чем она была до Корпуса, но если сейчас она собой недовольна, то раньше, выходит, ее путь издохшие от восторга мужики устилали. Вместо этого говорю, ничуть не кривя душой:

– Мэм, если бы вы Господа проповедовали, я бы уверовал. Вы мне просто мозги прочистили, мэм!

– Знаете, Ивен, вам не идет маска придурковатого сержанта, – замечает она в ответ с легкой улыбкой. – Вы вполне можете говорить как хотите, вас за это не расстреляют. Ваш принудительный жаргон и искусственно упрощенная речь режут слух.

– Видите ли, Шар, – наконец решаюсь я отбросить субординацию, насколько это допустимо. – Пока я отдыхал на гражданке, я старался по возможности не употреблять армейские обороты. А теперь я борюсь с гражданским языком. Не могу же я сказать рядовому: «Генрих, будь добр, сделай это и это, а потом, если тебя не затруднит, доложи мне о выполнении».

Она смеется, слегка склонив голову набок. Смех ее звенит у меня внутри переливами колокольчиков. Что же ты со мной делаешь, госпожа лейтенант, мэм?

– Вы вполне способны определить, когда и с кем в каком тоне говорить, – смеясь, говорит она. – Со мной, например, можно обойтись без этих ваших «значится, так».

– Договорились, мэм, – обещаю я.

На мониторах появляются вернувшиеся копы. Они волочат по полу ногами, словно у них вместо башмаков пудовые гири. Их капрал входит в дежурку и делает доклад дежурному офицеру. Просыпается отдыхающая смена. По коридору начинают ходить. Теперь не поговоришь. До самого окончания дежурства меня не покидает странное ощущение, словно мы с О'Хара обменялись чем-то сокровенным. Не по службе, нет. Это называется – душу приоткрыть. Лейтенант, похоже, ощущает то же самое. Она не понимает, что произошло, и иногда довольно резко покрикивает на патрульных там, где можно просто промолчать. Стесняюсь поднять на нее глаза, словно мы с ней нечаянно переспали друг с другом и теперь не знаем, как от этого избавиться.

24

Сегодня, первого октября, назревающий долгие годы гнойник наконец лопается. Правительство Латинской зоны (читай – «Тринидад Стил»), объявляет о создании независимого государства Демократическая республика Шеридан, зачитывает декларацию независимости материка Тринидад и прилегающих территорий, сообщает о национализации имперских военных баз и космопортов, расположенных в пространстве Зоны, требует от Императора прекратить экспансию против суверенного государства, разблокировать систему и прекратить экономическую блокаду. Одновременно с этим заявлением отряды городских партизан из НОАШ – народно-освободительной армии Шеридана – атакуют имперское посольство в Сан-Антонио, космопорт «Шеридан-два» и две военные базы под лозунгом освобождения своей земли от «империалистических оккупантов». Обе базы, при плотной поддержке авианосца «Гинзборо» из состава Шестого Колониального, заняли глухую оборону и пока успешно отбиваются. Охрана большей части баз снабжения и арсеналов на территории Тринидада смята, склады с оружием и боеприпасами разграблены. Сотни имперских чиновников взяты в заложники. Множество членов их семей и просто состоятельных граждан убиты, их имущество разграблено толпами вышедших на улицы людей. Повстанцы с большими потерями прорывают восточный рубеж обороны порта и закрепляются там. По непроверенной информации, в наступающих порядках герильос замечены хорошо организованные и вооруженные воинские формирования, состоящие из наемников. Действия орбитальной авиации и авиации аэродромного базирования в районе космопорта блокированы ввиду наличия у противника мощных мобильных средств ПВО. Рота пехоты, обороняющая посольство, ценой огромных потерь удерживает позиции, но без поддержки авиации и без боеприпасов вопрос их уничтожения – дело нескольких часов. Полиция зоны в полном составе перешла на военное положение и поддерживает действия герильос. Руководство «Тринидад Стил» сообщило о начале переговоров с новоявленным правительством о передаче активов компании в руки государства и о необходимости всесторонней защиты национальной промышленности, ее объектов недвижимости и инфраструктуры.

Поднятые по тревоге в четыре утра, мы построены побатальонно на своих плацах и слушаем сообщение информбюро дивизии по общей трансляции. Над головами барражируют беспилотные штурмовики и вертолеты огневой поддержки, все средства обороны базы задействованы, так что муха не пролетит. Слова все льются и льются, гулкими каплями долбят мозг, мы каменеем в строю, мы даже еще не разозлились, мы пытаемся понять, что, к чертовой матери, происходит, и когда нам дадут почесать кулаки, и будет ли сегодня завтрак или снова давиться сухпаем на бегу. Немногие из нас понимают, что это война. Та самая, к которой готовились, для которой нас призвали и ради которой весь Никель сейчас забит свежими дивизиями.