с такой плотной людской массой. Жители Ист-Сайда привыкли к периодическим звукам человеческих криков, доносящихся с улиц и из окон многоквартирных домов, и быстро научились не обращать на них внимания. Крик мог означать обычную бытовую ссору, а мог — убийство, но в любом случае лучше не вмешиваться. Если же это происходило, и приезжала полиция, то невинного прохожего часто уводили в тюрьму вместе с преступником. Большая часть преступлений носила характер молодежного хулиганства. Некоторые кварталы считались территорией ирландцев, другие — итальянцев, третьи — евреев. Ни одна из этих трех групп не уживалась с другими, но ирландские и итальянские уличные банды, будучи католическими, как правило, выступали против «христоубийц». Еврейская молодежь редко носила ножи, а ирландцы и итальянцы носили, и дразнилки и оскорбления между бандами часто приводили к дракам, поножовщине, убийствам, за которыми следовала жажда мести.

В летние месяцы каждая этническая банда отводила себе определенный участок берега Ист-Ривер, где мальчишки плавали голышом с причала. Однако в эти заповедники постоянно вторгались группы молодежи с вражеской территории, случались водные драки и утопления. Еврейские подростки, которым с младенчества внушали, что образование — лучший выход из гетто, прогуливали нечасто. Но ирландцы и итальянцы были менее щепетильны в вопросах посещения школы, и еврейский юноша, вынужденный идти домой из школы через враждебный район, часто оказывался лицом к лицу с бандой ирландских мальчишек с ножами, требовавших от него сбросить штаны, чтобы показать, обрезан он или нет. Если он был недостаточно обрезан, вражеская банда пыталась сделать операцию за него. Более крепкие еврейские парни вскоре научились давать сдачи. Если ты умел хорошо драться, то, в конце концов, зарабатывал для себя такую нематериальную ценность, как уважение.

Выяснилось, что на этой щекотливой этнической ситуации можно делать деньги. Осажденный еврейский мальчик за несколько пенни в день мог приобрести «защиту» более старшего и жесткого итальянца или ирландца. Или более крепкий еврей мог наняться для охраны более слабого единоверца и стать, по сути, его телохранителем. Понятие «защита» быстро распространилось и на бизнес, и владельцы магазинов и кафе поняли, что ежемесячный наем защитника — это практическая страховка от разграбления или вандализма. На этом уровне охранный бизнес стал весьма прибыльным, и многие еврейские предприниматели, а также итальянцы стали заниматься им. О легальности охранного бизнеса, или, как его называли некоторые, рэкета, никто особо не задумывался. Плата за защиту была неприятной, но необходимой частью накладных расходов и издержек бизнеса, а цена просто перекладывалась на потребителя.

Еврейская пресса Нижнего Ист-Сайда в начале 1900-х годов, как правило, не обращала внимания на еврейскую преступность. Пресса, конечно, знала о ней, но предпочитала преуменьшать ее значение. Это было неудобно, а излишняя шумиха по этому поводу могла раздуть угли антисемитизма — того зловещего явления, которое всегда витало рядом в еврейском сознании. Тем временем еврейские родители опасались, что их детей привлечет вычурный и явно дорогой образ жизни некоторых наиболее успешных еврейских преступников.

Сотни еврейских девушек, не имея возможности или желания работать в потогонных цехах швейной промышленности, занимались проституцией. Один из особенно бедных районов, расположенный неподалеку от старой эстакады на Третьей авеню, был печально известен своими «домами беззакония», как предпочитали называть их благочестивые евреи. Симпатичные еврейские девушки также открыто ходили по улицам в шикарных платьях, обслуживая своих клиентов из крошечных съемных комнат или, за меньшую плату, на крышах или перекинувшись через мусорные баки в подворотнях. Проценты от их доходов получали еврейские сутенеры, также хорошо одетые, некоторые из которых, по слухам, убивали обманувших их девушек. Организация игорных заведений отнюдь не была исключительно итальянским занятием. Многие евреи содержали нелегальные игорные салоны в подвалах жилых домов или на крышах. А на определенном участке улицы Деланси игры велись под открытым небом на тротуаре. Периодически приходила полиция и прерывала их, но уже через полчаса игры продолжались с таким же энтузиазмом, как и до прерывания.

Вообще, когда еврей и итальянец, отбросив свои религиозные разногласия, становились партнерами в игорном бизнесе, они часто составляли беспроигрышную комбинацию. Иными словами, еврейская преступность — а важно помнить, что зачастую она рассматривалась не как преступление, а как бизнес, направленный на удовлетворение определенных человеческих потребностей, — была просто еще одним способом продвижения в Новом Свете. Это был просто один из видов инвестиционного бизнеса с высоким риском и высокой доходностью, который предпочитали восточноевропейцы.

В каком-то смысле восточноевропейцы все были азартными игроками, приученными поколениями к философии «пришел — ушел», «выиграл — проиграл». Жизнь в России всегда была азартной игрой, а прихоти царя — числами на колесе фортуны. И когда, наконец, госпожа Удача закончилась для евреев, когда шансы оказались невероятно высоки для них, появилась эмиграция — еще одна азартная игра. Риск и опасность для эмигранта были невероятно высоки, но еще выше была награда для победителя. Этот азартный характер был еще одной чертой, которая казалась немецким евреям чуждой и непривлекательной, несмотря на то что сами немцы двумя-тремя поколениями ранее пошли на такую же авантюру и добились успеха в тех сферах, которые, по сути, являлись азартными играми: в биржевом деле и розничной торговле. А вот восточноевропейцы, как казалось немцам, добивались успеха во всех видах деятельности, которые, по мнению большинства американских бизнесменов, были самыми «неделовыми». Портные и швеи старой страны уходили в модный бизнес. Что может быть рискованнее и непредсказуемее, чем капризы моды? И все же было очевидно, что некоторые плащи и костюмы в Ист-Сайде процветают. Это не имело смысла. (Упускалось из виду, что бывшие русские портные привезли с собой концепцию размеров, которая уже произвела революцию в швейной промышленности: до приезда восточноевропейцев вся мужская и женская готовая одежда продавалась в одном-двух, максимум трех размерах). Талантливые авторы песен, музыканты и исполнители, следуя традициям идишского театра, ехали в «пояс Борща» в надежде сделать карьеру, которая приведет их на Бродвей или в Голливуд. (Театр на идиш, запрещенный в России, просто ушел в подполье; в Нью-Йорке он расцвел заново). Другие становились театральными агентами и продюсерами. Но что может быть рискованнее шоу-бизнеса? В России, где евреи не могли владеть недвижимостью, а банкам нельзя было доверять, евреи вкладывали деньги в драгоценные камни, золото, меха и другие портативные вещи, которые можно было спрятать от сборщика налогов и быстро упаковать, когда придет время переезжать. В Америке эти люди тяготели к меховому и ювелирному бизнесу, занимаясь либо розничной торговлей, либо аукционами. Опять же, это были рискованные предприятия, подверженные диким колебаниям цен на товары и переменчивым капризам моды; но для