Силовые институты государства, при советской власти жестко контролировавшиеся аппаратом КПСС, денационализировались и больше зависят от региональных и местных администраций, чем от своих московских министерств. Поэтому регионы России ведут собственную репрессивную политику, руководствуясь местными представлениями о социальной справедливости. Поэтому столь остра конкуренция на аукционах по продаже государственной собственности.

Политические интересы многих игроков этого административного рынка постепенно сближаются. Газпрому, например, для успешной деятельности необходимы политическая стабильность и предсказуемость на всем пространстве бывшего СССР, и даже больше. Владельцам новых холдингов также становится тесно на административно фрагментированном пространстве России — слишком много губернаторов и президентов, с которыми необходимо делиться и договариваться. Им сейчас жизненно необходим политический орган, в котором они могли бы согласовывать как свои собственные интересы, так и интересы ограниченного количества регионов, не больше двух десятков, как это было в СССР.

Сама власть — в отсутствие правящей вертикали, в функции которой входит согласование интересов отраслей и регионов, — стала холдингом[30], а носители власти отличаются от прочих капиталистов только тем, что приватизировали самый конвертируемый советский ресурс. Пока что президент Ельцин и его окружение, олицетворяющие власть, выступают партнерами или конкурентами тех, кто персонифицируется сейчас понятием «олигархи» в политико-административных играх, таких как «нужный результат выборов в обмен на госсобственность». Для того чтобы выделиться из сонма олигархов, власти необходима национальная идея, которая бы освятила ее право на согласование интересов всех тех, кого номенклатурная идеология считает имеющими права на собственные интересы.

Ельцину жизненно необходимо сформировать такую структуру власти, чтобы ему его родственникам не пришлось рекламировать пиццу — как это сделал Горбачев. Выбор у Ельцина ограничен двумя ролями: императора и генсека. Третьего в этой структуре власти и собственности не дано, но не дано и возможности сделать выбор между ролями. Для роли генсека нужна партия, новая КПСС, а ее нет и не может быть. Для роли императора нужна империя, вряд ли возможная в конце двадцатого века. Поэтому Ельцин является президентом, но промежумочность этой роли ясна и ему, и его «семье».

Самое естественное решение проблемы отношений между новыми отраслями народного хозяйства и регионами, в которых они имеют интересы, — создание нового советского государства, объединяющего часть бывших республик СССР, и одновременная реформа административно-территориального деления России с «укрупнением» субъектов федерации. В таком государстве высшим органом управления станет какое-нибудь Политбюро. В его состав войдут первые лица Газпрома, РАО «ЕЭС», ЮКСИ, Онэксима — наряду с президентами России, Украины, Белоруссии, может быть, Грузии и Казахстана. Тогда многие политические проблемы, такие как президентские выборы в России, станут для руководителей отраслей народного хозяйства нового государства менее значимыми. Действительно, почему их должны уж очень сильно волновать результаты выборов в одной из провинций великой страны.

Во многих регионах России новая старая власть уже установилась даже юридически, потеряв при этом многие облагораживавшие черты Советов. Все-таки об образовании и здравоохранении Советы когда-то заботились больше. В полной мере новый порядок установлен в Москве, мэр которой даже внешне становится похож на Муссолини, не говоря уже о деяниях вроде празднования 850-летия Москвы, ударном внедрении памятников монументального искусства и гонениях на «лиц кавказской национальности».

Экономику России можно считать рыночной только в очень узкой сфере легальных отношений с мировыми рынками, в то время как внутри страны, да и во многих международных аспектах она если и может быть названа рыночной, то только в смысле административного рынка. Коррумпированность чиновников, воровство предпринимателей и рядовых граждан, бартер и «черный нал» вовсе не случайные феномены, сопровождающие становление демократии и рыночной экономики, а системные характеристики российского административного рынка, сменившего административный рынок СССР.

На финансовых рынках России обращаются деньги, выжатые олигархами из контролируемых ими предприятий, и разного рода рисковые и заемные иностранные капиталы. Основой же реального сектора экономики стал рынок долгов. Государство обслуживает этот рынок: создает долги, их распределяет и пытается контролировать торговлю ими. Долги в российской экономике выступают как финансовые и административные активы, которыми субъекты этого специфического рынка торгуют с конечной целью предъявить их государству. Государство демонстрирует накопленные долги мировому финансовому сообществу и выпрашивает у него займы для их погашения.

Долги отражают бартерные отношения между товаропроизводителями. Товарные кредиты, которыми обмениваются предприятия и организации, учитываются как взаимные задолженности, которые при удачном стечении обстоятельств может погасить государство. Те долги, которые удалось конвертировать в реальные деньги, образуют основу рынка «черного нала». Существенная часть расчетов между экономическими субъектами российской экономики происходит в «черном нале» и в иностранной валюте..

Рынок долгов, точно так же как рынок кредитов в естественной рыночной экономике, создает всеобщую связность экономических и социальных субъектов и обеспечивает предсказуемость экономического поведения. Размеры долгов определяют административный и политический статус их обладателей: чем больше долг, тем выше статус. Наиболее богаты долгами энергопроизводящие предприятия и организации — Газпром, РАО «ЕЭС», нефтяные компании.

Источником денег для легального финансового рынка стали внешние заимствования и портфельные инвестиции, а для рынка «черного нала» — нелегальный экспорт и импорт товаров и валюты. Страна открыла саму себя и окружающий мир — как источник денег, и ее жители изобретают изощренные способы их извлечения: от лжеэкспорта и лжеимпорта до мимикрии под бедность и спекуляции фьючерсами.

Понятие реформы предполагает разделение реальности на реформируемую часть и на реформаторов и действия реформаторов по отношению к реальности. Это противопоставление кажется по меньшей мере натянутым. Экономика СССР развалилась сама по себе, хотя политических последствий экономического кризиса, развала государства в частности, можно было бы избежать. Но для этого надо было бы, чтобы страной руководила не КПСС. Так что возможность эта сугубо гипотетическая.

Еще в 1983 году на семинаре в Институте экономики и организации промышленного производства в Новосибирске сотрудники ЦЭМИ представили прогноз, из коего следовало, что в 1987 году начнется великий экономический кризис, связанный с длинными «кондратьевскими» циклами, и что начало экономического роста придется на 1996–1997 годы. Распад экономики СССР был естественным явлением, а то, что реформаторы оказались в этот момент близко к власти и приняли участие в организации раздела пирога, — достаточно случайное событие. Не было бы этих людей, были бы другие. Результат был бы примерно такой же.