> Податель Закона.

Саманта подняла глаза.

Что вообще должен сделать безусловно хороший человек, чтобы его увидели? Не заметили, а увидели. Не ценили, не лелеяли, и даже не чтобы любили. Но чтобы хорошо видели.

Она просмотрела собрание аватаров. Вполне порядочные, великодушные, по большому счету приятные нереальные люди. Самые по большому счету приятные люди, каких только ей доведется встретить, были людьми, которых она никогда не встретит.

Она смотрела одновременно на и сквозь витражное еврейское настоящее.

Сэм подслушал все до единого слова сквозь дверь кабинета рава Зингера. Он знал, что отец ему верит, а мать нет. Знал, что мать пытается поступать наилучшим, как ей кажется, образом и что отец пытается поступать наилучшим, как ему кажется, образом. Но наилучшим для кого?

Он нашел телефон на целый день раньше, чем мать.

Много извинений нужно было принести, но он ни перед кем не должен был извиняться.

Саманте не требовалось откашливаться цифровым горлом, и она начала говорить, чтобы сказать то, что должно быть сказано.

Чем старше становишься, тем труднее приспосабливаться ко времени. Дети спрашивают: "Мы еще не приехали?" А взрослые: "Как же мы оказались здесь так быстро?"

Почему-то уже было поздно. Каким-то образом час за часом куда-то улетучились. Ирв и Дебора уехали домой. Мальчики съели ранний ужин, рано приняли ванну. Джейкоб с Джулией научились взаимодействовать, избегая друг друга: ты выводишь Аргуса, пока я помогаю Максу с математикой, пока ты складываешь постиранное белье, я ищу деталь из лего, от которой все зависит, пока ты делаешь вид, что знаешь, как остановить течь в унитазе. И каким-то образом день, начавшийся у Джулии как предназначенный ей одной, закончился тем, что Джейкоб будто бы выпивал с кем-то там из Эйч-Би-Оу, а Джулия совершенно определенно пыталась справиться с бардаком, устроенным другими. Какой беспорядок от столь немногих людей за столь короткое время! Появление Джейкоба застало Джулию за мытьем посуды.

— Затянулось дольше, чем я думал, — поспешил оправдаться он. И чтобы уменьшить собственную вину, добавил: — Тоска смертная.

— Ты, наверное, пьян.

— Нет.

— Как же ты пьешь четыре часа и не напиваешься?

— Всего стаканчик, — сказал он, бросая пиджак на табурет у стойки, — а не "пьешь". И всего три с половиной.

— Как же это ужасно медленно надо цедить?

Она взяла ядовитый тон, но причин тому могло быть много: потерянный выходной, утренний стресс, бар-мицва.

Джулия вытерла лоб рукой, еще не покрытой пеной, и сказала:

— Мы должны были поговорить с Сэмом.

"Отлично", — подумал Джейкоб. Из всех возможных скандалов этот пугал его меньше других. Он извинится, все исправит, и счастье вновь восторжествует.

— Я помню, — сказал он, чувствуя вкус алкоголя на зубах.

— Ты говоришь "я помню", а между тем уже ночь, а мы с ним до сих пор не говорим.

— Я только вошел. Я собирался выпить стакан воды, а потом пойти поговорить с Сэмом.

— Но мы планировали поговорить с ним вместе.

— Ну, я могу избавить тебя от роли плохого копа.

— Избавить его от присутствия плохого копа, ты хочешь сказать.

— Я буду обоими копами.

— Нет, ты будешь врачом "скорой".

— Не понимаю, что это значит.

— Ты извинишься за то, что тебе приходится его немножко воспитывать, и в итоге вы вдвоем будете смеяться, а я опять окажусь в стороне, как надоедливая мамаша-придира. Ты получишь свои семь минут хитрых подмигиваний, а я — месяц обид.

— Все, что ты сейчас сказала, неверно.

— Ну конечно.

Она поскребла пригоревшие остатки еды на сковороде.

— Макс спит? — спросил Джейкоб, нацеливаясь губами на ее губы, а глазами в сторону.

— Сейчас пол-одиннадцатого.

— Сэм у себя?

— Один стаканчик за четыре часа?

— Три с половиной. К середине разговора подтянулись новые люди, ну и…

— Да, Сэм в своем эмоциональном бомбоубежище.

— Играет в "Иную жизнь"?

— Живет в ней.

Они уже слишком боялись, что без детей заполнить зияющие пустоты будет нечем. Иногда Джулия задавалась вопросом: не затем ли она позволяет им не ложиться, чтобы только оградить себя от тишины, не затем ли берет Бенджи на руки, чтобы он был ей щитом.

— Как Макс?

— Депрессует.

— Депрессует? Нет, конечно.

— Ты прав. Видно, у него просто свинка.

— Ему всего одиннадцать.

— Всего десять.

— Депрессия — серьезное слово.

— Оно хорошо подходит для описания сильных переживаний.

— А Бенджи? — спросил Джейкоб, заглядывая в выдвижной ящик.

— Что-то потерял?

— Что?

— Ты что-то ищешь.

— Пойду поцелую Бенджи.

— Разбудишь.

— Я буду как ниндзя.

— Он засыпал целый час.

— Буквально час? Или это тянулось как целый час?

— Буквально шестьдесят минут размышлений о смерти.

— Удивительный он ребенок.

— Потому что зациклен на смерти?

— Потому что чувствительный.

Пока Джулия загружала посудомоечную машину, Джейкоб просмотрел почту: ежемесячные желтые страницы "Реставрационной фурнитуры", заполненные серой скобянкой, ежедневное вторжение в частную жизнь со стороны Американского союза защиты гражданских свобод, предложение пожертвовать на ежегодный бал выпускников Джорджтауна, которое никогда не вскроют, купон от какого-то риелтора с брекетами, объявляющего, за какую сумму он только что продал дом соседей, всевозможные бумажные квитанции на небумажные платежи по коммунальным счетам, каталог фабрики детской одежды, чья маркетинговая политика в своей бесхитростности не учитывала того, что дошкольный возраст длится не вечно.

Джулия показала в вытянутой руке телефон.

Джейкоб вскинулся, хотя внутри у него все упало — будто надувной клоун-неваляшка, который неизменно поднимается для новых и новых ударов.

— Не знаешь, чей он?

— Мой, — ответил Джейкоб, забирая телефон. — Я купил новый.

— Давно?

— Пару недель назад.

— Зачем?

— Ну зачем… зачем покупают новые телефоны?

Она с избытком залила в машину средство для мытья посуды и слишком резко захлопнула дверцу.