— польско-советская война, которую Норман Девис называет самой крупной, завершилась в марте 1921 года подписанием Рижского мирного договора.

Территориальный вопрос на востоке ставился весьма жестко. Польский маршал по этому поводу специально уточнял, что единственным способом общения с Россией он считает войну. Более того, напоминают Томаш и Дарья Наленч, в том, что касалось «восточных дел», Юзеф Пилсудский «не желал признавать ничьего мнения, кроме своего». И все-таки к сказанному британским исследователем польской истории вновь напрашивается некоторое уточнение. Война, которую на берегах Вислы принято называть польско-советской, на самом деле тоже состояла из нескольких межгосударственных конфликтов. Она жестоко задела Западно-Украинскую, Украинскую Народную, Галицийскую Советскую Республику, которым пришлось исчезнуть. Захватывали польские войска даже латвийский город Даугавпилс, за уход из которого маршала Эдварда Рыдз-Смиглого упрекали всю его последующую жизнь в довоенной Польше. Белорусской государственности Варшава тогда в упор не видела ни в каком ее качестве. Поначалу она проигнорировала Белорусскую Народную Республику, заявившую о себе еще раньше второй Речи Посполитой — 25 марта 1918 года. Делегаты из Варшавы называли ее фикцией даже на заседаниях в Версале при обсуждении вариантов послевоенного польского обустройства. Не признала Польша и Советскую Социалистическую Республику Белоруссия (ССРБ), провозглашенную 1 января 1919 года и уже 14 февраля получившую польский удар в спину. Обращения коммунистических властей из Минска с предложением обсудить острые вопросы в Варшаве игнорировались. То, что ни литовцы, ни белорусы, ни украинцы не желали жить в возрождаемой поляками Речи Посполитой, в расчет и не принималось. Дескать, литовцев слишком мало, дабы им иметь собственное государство, потому надлежит им быть в Польше. Белорусы — это ноль, позволял себе сказануть Юзеф Пилсудский. В специальных записках, рассылаемых по европейским столицам, ему поддакивал Роман Дмовский, твердя, что у белорусов нет никаких национальных признаков, а украинцам, обитавшим на Волыни, очень нужной новой Речи Посполитой, лучше было бы поселиться где-то в других местах.

Оставлялось Польшей в стороне и то, что не все новые государства к востоку от польских границ ориентировались на социализм. Как известно, не имелось подобных намерений у руководителей Белорусской Народной Республики. Литва же поначалу собиралась стать королевством, имеющим на троне в Вильнюсе одного из германских принцев — Вильгельма фон Ураха, которому светило стать Миндаугасом II. Не являлись советскими Западно-Украинская Народная Республика и Украинская Народная Республика. Польскую агрессию на них, в целом антиукраинскую политику Варшавы осуждала даже Лига Наций. Была, разумеется, у Польши и война с Советской Россией, с которой Советская Белоруссия и Советская Украина после польского нападения заключили оборонительные договоры, потому и выжили, хотя всякое могло случиться и в этой ситуации. Так что в целом тогда вторая Речь Посполитая затеяла чуть ли не десяток войн. Они объяснялись ее желанием вернуть все земли, принадлежавшее первой Речи Посполитой до известных разделов, случившихся на исходе XVIII столетия, хотя, как известно, не вся та Речь являлась только польской. Однако при обращении к прошлому Варшава признавала лишь два вида мнений: свое считала правильным, остальные — безосновательными. По главной сути на том же принципе основывался и польский взгляд на будущее ближайших восточных соседей. Мол, мы лучше знаем, кто вы есть и чьи вы будете, холопы.

Началом «польско-советской войны» стал еще один любопытный момент, замалчивавшийся в социалистические времена. Его суть состоит в том, что удар по красноармейским гарнизонам в белорусских местечках Береза-Картузская и Мосты, расположенных в доброй сотне километров к востоку от исконных (коронных) польских земель и от пограничных с ними городов Брест и Гродно, легионеры Юзефа Пилсудского 14 февраля 1919 года нанесли по согласованию с генералом Эрихом фон Фалькенгайном, на тот момент командующим Х армией германского рейхсвера, штаб которой размещался в Белостоке. Тогда вся Польша и часть белорусских земель еще были под контролем войск Германии, постепенно уходивших на запад после расторжения Советской Россией Брестского мирного договора. В ответ на соответствующую просьбу из Варшавы и по согласованию с Берлином Эрих фон Фалькенгайн разрешил пропустить польские воинские части по немецким тылам к линии соприкосновения с Красной армией. Тем, кто теперь твердит о «сговоре Сталина и Гитлера» в 1939 году, не мешало бы знать, кто из польских политиков создал подобного рода «прецедент».

Не повредит вспомнить и о том, что в годы «польско-советской войны» в британском Министерстве иностранных дел послу Речи Посполитой Евстафию Сапеге вполне недвусмысленно поясняли: чем обширнее будет кусок земли, который Польша оторвет себе на востоке, тем больше оснований появится для возможного союза России и Германии и их совместных действий, направленных на возврат потерянного обоими государствами. Конечно же, в Лондоне еще никому в голову не приходило допущение, что к власти в Берлине придут нацисты, о Гитлере тогда вряд ли кто на берегах Темзы слыхивал, однако ход событий показал, что англичане, как говорится, тогда глядели в воду. Особенно резко и образно реагировал на варшавские территориальные претензии британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж, заявивший однажды, что скорее вручит обезьяне свои часы, чем согласится отдать Польше Верхнюю Силезию. Норман Девис пишет также, что, как и в Великобритании, «менее всего симпатий» вызывали польские аппетиты в Соединенных Штатах Америки. Когда представлявший интересы Польши на Версальской мирной конференции Роман Дмовский говорил о восстановлении Речи Посполитой в границах, которые она имела перед разделами, «большинство тех, кто слышал это, представляло себе мононациональную Польшу, ограниченную территориями, заселенными поляками». Не более того. Однако претензий на востоке у Варшавы было весьма много, и выражались они не только в приобретении собственно польских территорий.

В польско-советской войне, которая шла вкупе с большевистско-белогвардейской, не исключались исходы, нежелательные для обеих сторон. Первый состоял в том, что советская власть могла пасть, но она избежала такой судьбы во многом благодаря… Юзефу Пилсудскому, хоть и воевавшему против нее. Как утверждал в своих мемуарах командовавший Вооруженными силами Юга России генерал А.И. Деникин, польские войска прекратили свой натиск на красных как раз тогда, когда деникинцы уже вступили в Тульскую губернию, откуда до Москвы оставалось чуть больше двух сотен верст, потому большевики стали активно готовиться вновь уйти в подполье. В случившейся остановке польского наступления А.И. Деникин видел едва ли не главную причину, помешавшую ликвидировать советскую власть. О том, что возможность свержения в самом деле существовала, уже в наше время пишет и польский историк Витольд Модзелевский. В своей книге «Прелюдия Рижского договора» он без всяких оговорок отметил, что «объединение усилий и скоординированность действий польских и российских (белогвардейских) войск непременно