Потом Бреслав открыл глаза. «С закрытыми глазами я находился не здесь, – вспоминал он. – Я пребывал в каком-то дальнем абстрактном мире. Но, открыв глаза, я с удивлением и любопытством воззрился на мою привычную вселенную». Это и в самом деле было удивительное и любопытное зрелище. Мир вокруг непрестанно менялся, менялся причудливо и прихотливо, как менялся клуб любителей гашиша в глазах Теофиля Готье. Бреслав пишет:

«Потолок помещения на высоте пятидесяти футов. Мгновение – и он уже на высоте двух футов. Все вокруг становится каким-то несоразмерным. Стоит мне сфокусировать взгляд на каком-нибудь предмете, как он тотчас начинает расплываться, рассыпаться на завитушки, обрывки и украшения. Я вижу Доктора. По его лицу ползут полчища вшей. Очки увеличиваются до размеров скороварки, а глаза вылезают из орбит и становятся похожими на глаза какой-то чудовищной рыбы. Доктор представляет собой самое забавное зрелище из всех, что мне приходилось видеть. Я разражаюсь неудержимым хохотом. Скамеечка для ног в углу съеживается и, дергаясь словно в судорогах, превращается в гриб, который, как на пружине, взмывает под потолок. Удивительно! Из лифта показывается быстро зарастающее волосами лицо лифтера. На моих глазах этот человек становится настоящей гориллой.

Время растянулось как резина. Лифт начал подниматься, проходя этаж за сотни лет. Вернувшись в помещение, я поплыл сквозь столетия, отделявшие меня от вечера. Раз в пару тысячелетий заходила медсестра (в виде пумы, дифференциального уравнения или электронных часов) и измеряла мне давление.

Я был воодушевлен, пребывал в приподнятом настроении; все мои отношения приобрели смысл.

В стеклянном шкафчике я вижу огнетушитель, который стоит здесь, насколько я могу судить, как выставочный экспонат. Но стоит мне внимательно в него вглядеться, как он превращается в живого змея, кольцами обвившего свою жертву и впившегося в нее наконечником шланга. Я обмениваюсь со зверем многозначительными взглядами. Медсестра утаскивает меня прочь, но я успеваю на прощание помахать змею рукой.

Меня просто чарует грязное пятно на стене. Оно растет, переливается радужными красками, усложняется его текстура. Но мало того: я вижу, я всеми фибрами души ощущаю, какое значение имеет это пятно для всей Вселенной. Оно обладает бесконечным множеством смыслов, и я должен успеть продумать все мысли об этом чудесном пятне».

На пике эффекта у Бреслава развилась синестезия – слияние всех чувств, ощущений и понятий. Бреслав пишет: «Взаимодействие разных чувств захлестывает и околдовывает: я начинаю ощущать запах си-бемоль, звучание зеленого цвета и вкус категорического императива (похожий на вкус телятины)».

Два человека, принявших одинаковую дозу таких веществ, испытывают абсолютно разные ощущения, так же как один и тот же человек при повторном употреблении. Эрик С. в своем письме описал мне свои ощущения от приема ЛСД в 70-е годы:

«Мне было двадцать с небольшим, когда я вместе с другом принял дозу ЛСД. До этого мне приходилось принимать другие психотропные вещества, но это «путешествие» было абсолютно непохоже на все предыдущие…

Мы заметили, что общаемся друг с другом без слов, – это была настоящая телекоммуникация, мысленное общение. Я подумал: «Мне хочется пива», – и мой друг меня услышал и дал мне пива. Он подумал: «Включи музыку», – и я включил радио… Так мы общались некоторое время.

Потом я пошел в туалет помочиться, и в струе мочи я увидел кино о моем прошлом, прокручивавшееся от конца к началу. Все, что только что происходило в комнате, извергалось из меня в виде картинок в струе, развертываясь задом наперед. От этого можно было свихнуться.

Потом мои глаза превратились в микроскопы. Я посмотрел на свои запястья и смог рассмотреть каждую клеточку, увидеть, как она дышит. Клеточки были похожи на маленькие заводики – они работали, выпуская из труб микроскопические колечки дыма. Я смог заглянуть внутрь каждой клетки моей кожи и увидел, что курение пяти пачек сигарет в день душит клетки, забивает их смолой и прочей грязью. С той секунды я бросил курить.

Потом я покинул свое тело и воспарил под потолок, наблюдая с высоты самого себя и всю комнату. После этого я, в столбе сияющего света, полетел в космос, и меня наполнило чувство безграничной любви и смирения. Это был волшебный свет – яркий, теплый, зовущий. Я никогда в жизни не видел такого света. Я услышал голос, спросивший, хочу ли я вернуться на землю и закончить свой жизненный путь или я хочу познать свет и возвышенную любовь на небесах. Все, кто когда-либо жил на земле, купались теперь в любви и свете. Вся моя жизнь – от рождения до настоящего момента – промелькнула перед глазами: со всеми подробностями, со всеми чувствами и мыслями, зрительными и эмоциональными впечатлениями. Вся жизнь пролетела перед моим внутренним взором за одно ничтожное мгновение. Голос сказал мне, что люди – это Любовь и Свет…

Я навсегда, до конца жизни, запомню этот день; мне была явлена та сторона жизни, о которой большинство людей не имеют ни малейшего представления и даже не догадываются о ее существовании. Теперь я по-иному проживаю каждый свой день, ибо понимаю, что он исполнен великим смыслом и не ограничивается будничной повседневностью».

Эффекты конопли, мескалина, ЛСД и других галлюциногенов отличаются невероятно большим разнообразием. Тем не менее определенные категории искаженного восприятия и галлюцинаторных переживаний могут рассматриваться как типичные реакции мозга на галлюциногены.

Чувство цвета может обостриться до поистине сверхъестественного уровня, о чем единодушно рассказывают Уэйр Митчелл, Олдос Хаксли и Бреслав. Могут также наблюдаться резкие изменения ориентации в пространстве и поразительные искажения в восприятии размера предметов. Могут иметь место как микропсия – или, более образно, лилипутское зрение (любопытно, что в таких галлюцинациях почти всегда присутствуют карликовые существа: эльфы, гномы, феи и чертенята), – так и гигантизм (макропсия).

Может наблюдаться преувеличенное или преуменьшенное восприятие глубины пространства и перспективы. Иногда бывают стереоскопические галлюцинации – плоское изображение начинает восприниматься как трехмерный объект. Вот как описывает это ощущение Олдос Хаксли:

«Мне вручили цветную репродукцию хорошо известного автопортрета Сезанна – голова и плечи мужчины в соломенной шляпе. У мужчины румяные щеки и полные красные губы, черные как смоль бакенбарды и колючий взгляд темных глаз. Это превосходная картина, но я видел не живописное полотно, так как голова вдруг обрела третье измерение и выступила из картины, превратившись в гоблина, выглянувшего в очерченное на листе бумаги окно».

Искажения восприятия и галлюцинации на фоне употребления мескалина, ЛСД и других галлюциногенов по преимуществу, хотя и не всегда, являются визуальными. Могут иметь место усиление и искажение обонятельного, вкусового, тактильного и вкусового восприятия, а также галлюцинации подобного содержания. Подчас все эти ощущения сливаются, приводя к временной синестезии – к «запаху си-бемоль и звучанию зеленого цвета», как говорил об этом Бреслав. Такие слияния или ассоциации (а также вызывающие их нейронные процессы) являются уникальными творениями данного момента. В этом отношении вызванные галлюциногенами синестезии отличаются от истинной синестезии, врожденного (и иногда семейного) заболевания. При этом заболевании синестезии являются раз и навсегда фиксированными, и больной всю жизнь переживает одни и те же ощущения. На фоне употребления галлюциногенов время может либо растягиваться, либо сжиматься. Движение может потерять свою непрерывность, и образ движущегося предмета превращается в последовательность статических «моментальных снимков». Такое стробоскопическое или кинематическое зрение нередко появляется на фоне приема мескалина. Такое ускорение, замедление или застывание на месте характерно и для более простых галлюцинаций, когда больной видит простые геометрические фигуры и узоры[44].