На сцену поднялся мужчина, вышедший из-за столика. С другой стороны на сцену вышла обнажённая женщина с маленьким подносиком в руках, на котором лежала соломинка, подобная той, что торчала из моего бокала. Мужчина взял соломинку и дрожащей от нетерпения рукой аккуратно ввёл её глубоко в анус лежащей на ложе женщине. Та радостно улыбалась. Мужчина взял соломинку в рот, и она расширилась. Анус раскрылся как цветок.

Женщина, которая принесла соломинку, опустилась на колени перед мужчиной, вытащила член из брюк и взяла его в рот. На экране появились губы мужчины вокруг утопленной чуть ли не на всю длину соломинки и было отчётливо видно, как сквозь её прозрачные стенки поднималась в рот мужчины бело-коричневая масса. Он жадно её глотал, пока женщина на коленях высасывала из его хуя чистое семя.

Мужчина отпрянул от соломинки, насыщенный с одной стороны и опустошённый с другой, спрятал член в брюки, застегнул молнию на ширинке и под рукоплескания ушёл со сцены. Не менее благодарные аплодисменты обрушились и на женщину, что потчевала его коктейлем, и ту, что играла роль льда. Мужчина, спускаясь со сцены, чуть не потерял равновесие – видно, коктейль был крепок. Напиток этот можно было по праву назвать «Сучий потрох».

На сцену уже поднималась следующая женщина и укладывалась на ложе, и следом за ней выходили те же мужчины.

«Быстро оправились, – подумал я. – Интересно, сколько женщин они заполняют за вечер?»

Я заметил, как очередной любитель коктейля за соседним столиком уже нетерпеливо предвкушал свою порцию, расплачиваясь с официанткой стодолларовыми купюрами.

Я уже насытился этим зрелищем, и мне давно хотелось удовлетворить не только зрение. Расплатившись за свой обычный коктейль, я подошёл к наиболее мне приглянувшейся проститутке у бара и спросил, сколько будет стоить её сопровождение меня в Plato Place.

Цена определялась тем, со сколькими мужчинами (включая меня) и женщинами я захочу, чтобы она вступала в контакт. Я сказал, что ни со мной, ни с кем другим она не обязана иметь контакт, а послужит лишь пропуском, а потом она может уйти.

– Ты, наверно, никогда не был в Plato Place. Они не позволяют женщине уйти, пока она не даст кончить хотя бы одному мужчине.

– Хорошо, тогда я заплачу за одного, – сказал я и отсчитал ей купюры. – Как тебя зовут? – спросил я её, когда мы уселись в такси.

– Уэнди. Тебе понравилось представление? – поинтересовалась она.

– Питательное представление. Интересно, сколько женщин заполняют эти мужчины за ночь?

– Уж не думаешь ли ты, что они кончают?

– А что, разве нет? – поразился я.

– Конечно нет, – им кончать внутрь запрещено – женщины боятся заразиться. А если, бывает, кто-то не удержится, так его сразу выгоняют.

– Откуда ты знаешь?

– Я одно время тоже здесь коктейлем потчевала.

– А из чего же там белое берётся?

– Очень просто – менеджер разводит водой солёный йогурт и впрыскивает ей в зад перед выходом.

– Неужели знатоки вкус не различают?

– А дерьмо всё собой забивает.

Обманность, лживость этого коктейля сделала его более отвратительным для меня, чем даже физиологическая натуральность истинного.

Если мужское семя есть материальное воплощение оргазма, то оно в этом смысле может вызывать интерес у женщины или мужчины: им может представляться, что они глотают овеществлённый оргазм. А смесь его с женским дерьмом может представлять феноменологический эффект воссоединения блаженства с его тотальной тщетностью. Тщетностью, исходящей из творительницы жизни и тем дерьмо оживляющей.

Наверно, эти размышления пагубно отобразились на моём лице, потому что Уэнди участливо предложила:

– Если хочешь, я могу тебе настоящее представление устроить. Но я не хочу больше пятерых мужчин, пяти вполне хватит для настоящего коктейля.

– Всё это хорошо, только мне твой напиток не нужен. Я его не пить хочу, а делать.

– Ну и будешь делать, – сказала Уэнди примирительно.

Мы подъехали к Plato Place.

Я вышел из машины, открыл дверь и подал спутнице руку. Рука её была мягкой и горячей. Облегающее платье выдавало большую грудь и зад. Уэнди, надо сказать, была весьма очаровательна.

Уэнди по-заговорщически зашептала мне на ухо, хотя мы стояли одни у двери. Шепча, она коснулась моего уха языком. Наверно, чтобы я лучше слышал. И действительно, я навострил это ухо, которым услышал следующее:

– Я найду здесь любителя коктейля, а ты найди ещё четверых. Остальное я беру на себя.

– А что остальное?

– Соломинка у меня есть…

Тут дверь Plato Place открылась, и мы вошли во влажный полумрак.

Впервые опубликовано в General Erotic. 2001. № 52.

К ужасу родителей, их дочка Свити, дожив до четырёх лет, перестала умственно развиваться. Как будто в мозгу кто-то что-то выключил. А тело продолжало расти и по-своему умнеть, вырабатывая нужные гормоны. Врачи исследовали Свити упорно и долго и пришли к выводу, что они ничего сделать не могут. Девочка, а потом девушка и женщина, была обречена жить с умом четырёхлетней всю свою жизнь.

Шёл год за годом, и родители смирились со своей судьбой и судьбой дочки. Они в юности наркоманничали, совокуплялись с кем попало, пили до упаду, и теперь совесть мучила их, что, быть может, в её ущербности виноват их прежний образ жизни. Но врачи не находили связи с этим, потому что родители уже давно вели пристойный образ жизни, при котором и зачали дочку.

Свити выросла в красивую девушку, весёлую, добрую и доверчивую. Когда у Свити начались менструации, родители объяснили их как способ очищения организма, который изнутри вымывается кровью, как руки – водой, родители не хотели связывать менструацию с процессом деторождения – больше всего они опасались, что дочка может легко забеременеть.

В школу Свити не ходила, родители обучали её делать мелкие хозяйственные дела, развлекали телевизором, книжками с картинками (читать она так и не научилась) и главное – охраняли от взрослого мира.

С первого взгляда было невозможно различить в стройной полногрудой девушке четырёхлетний ум, но стоило Свити произнести несколько слов, как её умственный возраст становился очевидным: она говорила короткими фразами, с трудом складывая слова и часто их искажая. Взгляд её, если присмотреться, был странным для взрослой девушки.

Люди, не знающие о её ситуации, принимали Свити за дурочку, но она была умненькой для четырёхлетнего возраста. Она любила своих кукол мужского пола и, держа их, всегда клала одну руку себе между ног.

Лет с шести она стала открыто мастурбировать. Родители с трудом научили её, что делать это нужно наедине, в своей комнате. Они понимали, что запрещать мастурбацию бесполезно и вредно – пусть их дочка, обделённая духовным, интеллектуальным наслаждением, будет хотя бы получать наслаждение физическое – решили они.