Обратно к Москве шагали привычным быстрым шагом трое взрослых монахов и один маленький послушник. А впереди Сергия неслась молва о том, как он один победил целый Нижний Новгород!

Митрополиту и князю Дмитрию Ивановичу придется еще раз прибегнуть к помощи Сергия Радонежского в переговорах. Он сумеет убедить сильного и своевольного князя Олега Рязанского добром отказаться от соперничества с Москвой, чем сбережет немало жизней русских воинов в преддверии Куликовской битвы.

До деревеньки, где оставалась мачеха Никитки, дошли в середине дня. Когда уже завиднелся пригорок с покосившимися избами, мальчишка вдруг мотнул головой: «Я догоню!» и метнулся в кусты при дороге. Монахи только проследили за качнувшимися ветками, потом переглянулись меж собой. Вафсоний покачал головой:

— Боится мимо своего дома идти?

Второй монах с сомнением усмехнулся:

— Или, напротив, от нас отстать захотел…

Но не успели они допылить до первых изб, как Никитка невесть откуда появился рядом. Видно, вынырнул из таких же придорожных кустов. Глядеть на него было любо-дорого, мальчонка где-то успел прихорошиться, умылся, старательно расчесал свои вихры, перемотал онучи. Был он весь чистый и ладный, рубашонка, пусть и не новая, оправлена, под пояском лежала ровными складками, порты в онучах не как попало, и сами онучи намотаны полоска к полоске, перевязаны крепко…

Вафсоний не сдержался:

— Ты, Никитка, точно к князю в гости собрался. Чего ж раньше так не обихаживал себя?

Мальчик смутился, не зная, что ответить. Его поддержал Сергий:

— Оставь мальца, пусть уж покрасуется пред мачехой и друзьями.

Дольше разговаривать было некогда, сразу за первыми избами выскочил народ, точно всем и в поле делать нечего. Откуда-то несли хлеб-соль на широком блюде, кланялись, как гостям дорогим. Сергий, не красуясь, отломил чуть хлебца, круто посолил, взял в рот, поклонился с благодарностью. За ним и остальные: когда добром встречают, негоже чваниться.

Хозяйка низко склонилась:

— Возьмите, братия, хлебушко на дорожку. Да вот туточки еще припасы приготовлены.

Припасов оказалось на немалую котомку, но Сергий и тут отказываться не стал, нельзя отталкивать руку, дающую от сердца, только попенял:

— Не последнее от детей отрываешь?

Та быстро замотала головой, чтоб не сомневался:

— Не, не!

За нее заступился мужик, видно, не муж, просто соседский:

— Есть с чего давать, бери, отче. А может, заночуете, а уж утром дальше? Или лошадь с возком дать?

— Благодарствуем, не надо. Лошадь можно бы и у князя взять, у него, чаю, много. Но мы своими ногами привычны пыль месить. А за хлеб-соль спасибо.

Никитка вместе с монахами пробовал хлеб-соль, гордо вышагивал, только чуть кося на деревенских. Те хоть и признали мальчонку, но смотрели как на гостя заморского. Только давний друг Семка, с которым столько раков в речушке выловлено, столько вороньих гнезд разорено, столько синяков наставлено, шепотом осторожно поинтересовался:

— Никита, ты ли?

— Я! — гордо ответил мальчишка и, не в силах сдержаться, затараторил тоже шепотом:

— С отцом Сергием до Нижнего ходил, а теперь вона в Москву!

— Ух ты! — раскрыл рот Семка. — А как это ты с ними приладился?

Не вынесла горделивости душа Никиткина, пред другом не сдержался, замотал головой:

— И сам не чаял! Просто попросился, как мачеха пообещала более в дом не пускать, а они и взяли…

— И порты на тебе новые… и картуз вона какой…

Зависть друга, конечно, была приятна Никите, но по сердцу тут же резанула жалость к Семке. Тому не лучше живется, тоже сирый, у тетки на шее, а тетка злющая, еще хуже Никиткиной мачехи! Вдруг решительно шепнул другу:

— Иди с нами!

Тот обомлел:

— Да я-то с радостью, так ведь не возьмут, заругают!

— Идем, они добрые! Я своим поделюсь, обузой не будешь, а на Москве к кому пристроимся работать.

Монахи заметили эти переговоры мальчишек, заметили и то, что подбежавший такой же худенький пацаненок не отстает, явно наметившись топать следом. Пока шли деревней, все молчали, но за околицей Сергий вдруг остановился, строго глядя не на обомлевшего Семку, а на Никитку:

— Ты чего ж мальца из дому сманил?! Сам ушел и его тянешь? А о матери не подумали, каково ей будет?!

У Никитки навернулись на глаза досадные слезы, а у Семки и того более — просто брызнули, но друга в обиду Никита не дал, заслонил собой, точно монахи ему что сделать могли, почти вскричал:

— Нету у него матери! Сирота, как и я, у тетки обузой живет!

И вдруг осознав, что грубит самому Сергию, вмиг сник, почти заголосил жалобно:

— Возьмите его с нами… Я своим поделюсь, у меня лапоточки запасные есть, да и порты тоже тетка в Нижнем дала крепкие. И рубаха… Только вот картуза нет, так свой отдам! — И неожиданно добавил: — И ест он немного, нам хватит.

Последние слова вдруг заставили монахов разом рассмеяться. Хохотал Вафсоний, держась за бока, басом ухал Антоний, лучики смешинок расходились от глаз Сергия.

— Ну, коли хлебом не объест, тогда, пожалуй, пущай идет с нами…

Семка, вмиг осознав, что его не гонят, завопил что есть силы:

— Дяденьки, я и вовсе хлеба могу не есть! Разве что иногда горбушечку… Зато я рыбалить хорошо умею, я вам рыбку ловить буду!

Он еще многое хотел пообещать, но остановила рука Сергия, легшая на плечо:

— Хлеба больше, чем у самого есть, не обещаю, но и не обидим. — Он вдруг хохотнул: — Только дяденьками не зови, говори лучше «отче» и по имени. Никитка тебе все объяснит. Пойдемте уж, и так припозднились.

Дальше дорожную пыль топтали уже пятеро, Семка и впрямь оказался мальчишкой ловким и толковым. И рыбу удить хорошо умел, баловал монахов рыбкой.

А однажды на привале, который устроили просто на берегу небольшой речушки, ночью к Сергию подобрался теперь уже Семка, приткнувшись к самому уху, горячо зашептал:

— Отче, я чего видел… эти твои иноки и не иноки вовсе!

— А кто? — шепотом ответил Сергий. Ночная мгла скрыла его едва сдерживаемую улыбку, а шепот не выдал.

— У иноков мечей не бывает, а у ентих короткие под рясами спрятаны!.. Они не тебя ли убить мыслят? Так ты беги, мы их отвлечем! А то давай, мы с Никиткой подберемся и по башкам чем потяжелее… а?

— Не надо ничего. Кабы убить хотели, так давно бы сие свершили, мы который день по лесным тропам бродим. Успокойтесь, их митрополит со мной отправил, видно, хотел, чтоб защитили в случае чего. А то, что они не иноки, я в первый день понял, службу плохо знают.