Cuatro de copas, повторила она и повела плечами. Ветер трепал её одежду и волосы.

Quién, громко вопросил жонглёр.

El hombre… проговорила она. El hombre más joven. El muchacho.[88]

El muchacho, громко повторил жонглёр. И повернул карту, чтобы все видели. Слепая вещунья сидела, словно между Боазом и Яхином[89]на карте из колоды жонглёра — карте, которую лучше бы никто для них не вытаскивал.[90]Столпы истины и карта истины, пророчица, чьи слова для всех — ложь. Женщина снова завела своё монотонное причитание.

Судья беззвучно смеялся. Он чуть наклонился, чтобы лучше видеть мальца. Тот посмотрел на Тобина и на Дэвида Брауна, взглянул и на Глэнтона, но те не смеялись. Коленопреклонённый жонглёр следил за мальцом с непонятной напряжённостью. Он видел, как малец бросил взгляд на судью. И криво улыбнулся, когда малец опустил глаза на него.

Шёл бы ты к чёрту от меня, сказал малец.

Жонглёр выставил ухо вперёд. Обычный жест, понятный на любом языке. Ухо было тёмное и бесформенное, словно уже получило немало оплеух, когда его так выставляли, а может, на него оказало губительное воздействие то, что некогда было услышано. Малец повторил, но кентуккиец по имени Тейт, который, как Тобин и ещё несколько парней из отряда, сражался среди рейнджеров Маккаллока,[91]наклонился и что-то прошептал оборванцу-предсказателю. Тот встал, слегка поклонился и отошёл. Женщина умолкла. Жонглёр стоял, вибрируя на ветру, а из костра, стелясь по земле, вылетел длинный жаркий язык пламени. Quién, quién, громко возгласил жонглёр.

El jefe, произнёс судья.

Жонглёр нашёл глазами Глэнтона. Тот даже не шевельнулся. Жонглёр бросил взгляд на старуху; та сидела поодаль, обратившись во мрак и чуть покачиваясь, будто летела в ночи в своих лохмотьях. Он поднял палец к губам и развёл руками, показывая, что не знает, как быть.

El jefe, прошипел судья.

Жонглёр повернулся, зашагал мимо собравшихся у костра, дошёл до Глэнтона, склонился перед ним и предложил на выбор карты, разложенные в обеих руках. Если он что-то и сказал, этого никто не расслышал, слова унесло ветром. Глэнтон усмехнулся, и глаза его сощурились в узкие щёлочки навстречу колючему песку. Протянув руку, он замер, глядя на жонглёра. Потом взял карту.

Собрав колоду, жонглёр засунул её под одежду. И потянулся за картой Глэнтона. Может, он дотронулся до неё, а может, и нет. Карта исчезла. Она была в руке Глэнтона, а потом её не стало. Хлопая глазами, жонглёр стал искать её там, где она исчезла в темноте. Возможно, Глэнтон увидел, что это за карта. Что она могла значить для него? Жонглёр потянулся в сплошной хаос вне света костра, но потерял равновесие и навалился на Глэнтона, как-то странно прильнул к нему, обняв старческими руками, словно желая утешить на своей костлявой груди.

Выругавшись, Глэнтон отшвырнул его, и тут послышался монотонный речитатив старухи.

Глэнтон встал.

Задрав голову, старуха что-то бормотала в темноту.

Скажи ей, чтобы замолчала, велел Глэнтон.

La carroza, la carroza, громко вскрикивала старая карга. Invertida. Carta de guerra, de venganza. La ví sin ruedas sobre un río oscuro…[92]

Глэнтон прикрикнул на неё, и она замолчала, будто услышав, но ничего не слышала. Видимо, уловила в своих пророчествах новый поворот.

Perdida, perdida. La carta está perdida en la noche.[93]

Девушка, всё это время стоявшая на краю завывающего мрака, молча перекрестилась. Старый malabarista[94]оставался на коленях там, куда его отшвырнули. Perdida, perdida, шептал он.

Un maleficio, воскликнула старуха. Que viento tan maleante…[95]

Ты замолчишь у меня, клянусь Богом, проговорил Глэнтон, вытаскивая револьвер.

Carroza de muertos, llena de huesos. El joven qué…[96]

Будто некий великий и могучий джинн, через костёр ступил судья, и языки пламени пропустили его, словно огонь был для него родной стихией. Он обхватил руками Глэнтона. Кто-то сорвал с глаз старой женщины платок, её вместе с жонглёром оттёрли прочь, а когда отряд уже улёгся спать и гаснущий костёр гудел на ветру, как живой, эти четверо ещё жались среди своих странных пожитков на земле у края света от костра и смотрели, как драные языки пламени отрываются и летят по ветру, словно оттуда, из этой пустыни, из пустоты, их засасывает некий водоворот, некий вихрь, против которого и жизнь человека, и его суждения ничего не значат. Словно помимо воли или судьбы жонглёр, и скот его, и имущество его двигались, как по картам, так и в реальности, к некоему третьему и иному предназначению.

Когда отряд трогался в путь в блёклом свете утра, солнце ещё не взошло, а ветер давно стих; всё ночное сгинуло. Жонглёр на своём осле подтянулся рысцой в голову колонны, где поравнялся с Глэнтоном, и так они и ехали до самого вечера, когда отряд добрался до городка Ханос.

Сплошь глинобитные стены старого форта, высокая глинобитная церковь, глинобитные дозорные вышки — всё размыли дожди, всё было комковатым и рассыпалось в прах. О приближении всадников возвестили жалкие собачонки, которые, уязвленно завывая, украдкой выглядывали из-за потрескавшихся стен.