В списке подозреваемых Нильсу достался второй номер. Первым был Оскар Йерихау, как наиболее подозрительный.

Номером третьим стал татуированный с головы до ног Йокум Эрландсен, бармен из «Коп ог ундеркоп». Ног Йокума Рикке не видела, но щеки, шея, корпус и руки его сплошь были покрыты тату. Йокум явно гордился своей разукрашенной шкурой, потому что стоял за стойкой в распахнутом кожаном жилете, под которым была надета майка в крупную-прекрупную сетку, не майка, а одно название. Такое впечатление, будто ее сшили из куска рыбацкой сети.

Разумеется, из-за одних татуировок, сколь обильны они не были, Рикке не стала бы записывать Йокума в подозреваемые. Методы работы полиции Копенгагена существенно отличались от методов гестапо. Но Йокум был барменом, а еще он был грубияном и довольно жестоким человеком.

Бармен – квинтэссенция коммуникабельности. Кто может похвастаться таким количеством знакомых, как бармен? Пусть большинство этих знакомств шапочные, но тем не менее. Вдобавок, знакомство с барменом обычно не приводит к обмену номерами телефонов, то есть этот вид контакта может не оставлять следов в записной книжке или на сотовой станции. Бармен продает выпивку и поэтому к нему формируется заведомо доброжелательное отношение. Если случайно встреченный знакомый бармен попросит подержать падающую крышку багажника, ему вряд ли откажут. А там уж недолго и в багажнике оказаться…

Йокум был хорошим, ловким барменом, а нарочитую грубость можно было бы счесть его фирменным стилем, если бы не одно «но». Рикке видела, как Йокум разнимал драку двух перепившихся девиц, по виду – школьниц старшеклассниц (в «Коп ог ундеркоп» наливали всем, у кого были деньги и документов, подтверждающих возраст, никогда не спрашивали). Одна из девиц все никак не унималась и Йокум отвесил ей две оплеухи. Отвешивать оплеухи можно по-разному. Йокум делал это размашисто, хлестко, с явным удовольствием и с улыбкой превосходства на небритом лице. А потом отшвырнул от себя девушку, хотя вполне мог усадить ее на стоявший рядом стул, демонстративно отряхнул ладони и вернулся за стойку. Вот это отряхивание ладоней перед публикой сказало о Йокуме больше, чем все остальное и побудило Рикке пересесть на высокий стул у барной стойки, чтобы познакомиться с Йокумом и просканировать его по мере возможности. Для психологического сканирования Рикке выбрала образ женщины с разбитым сердцем. Опрокинула стопочку аквавита, притворилась более пьяной, чем на самом деле и принялась сбивчиво рассказывать о том, как ее бросил бойфренд. Йокум слушал краем уха и иногда вставлял весьма интересные замечания. «А ты думала, что он с тебя вечно пылинки сдувать станет?» «Женщины любят, когда им врут» «Ты ему надоела, вот он тебя и бросил» Если бы Рикке нуждалась в сочувствии, она бы осталась недовольна. Изобразив, что ей надоело ныть, Рикке похвалила татуировки Йокума и поинтересовалась их значением. Нарисовано на Йокуме было много чего – дракон, рыба, кусающая себя за хвост, меч с кубком, узор из листьев, какие-то символы. Йокум ответил, что во время работы он о своих тату не разговаривает, но после работы Рикке может рассмотреть их поближе и, даже, потрогать. Рикке отшутилась тем, что не может пока думать о мужиках, но запомнила фамилию, которая была указана на бейдже Йокума, чтобы продолжить знакомство заочно. На вопрос о том, сам ли он рисует эскизы своих татуировок, Йокум ответил, что его привлекает только графитти. Тоже интересно, ведь между татуировками на трупах, которые лежат на улицах и рисунками на стенах есть нечто общее. И то, и другое – напоказ. Искусство для всех.

Рикке почему-то была уверена, что у Йокума окажется богатое уголовное прошлое, но Оле нашел только пару штрафов за неправильную парковку мотоцикла. Жил Йокум в Сидхавнене.[90]

– Я хорошо знаю эти места, – сказал Оле. – Деревня деревней и никому не до кого нет дела.

Деревня, где никому не до кого нет дела – разве может найтись лучшее место для Татуировщика?

В списке подозреваемых Йокум получил третий номер.

Hide and seek – we play together.

Hide and seek – whatever the weather.

One, two, tree – I’ll look for you and find![91]

Оскар, Нильс, Йокум… Кто из вас Татуировщик?

Хенрик, как оказалось, знал Йокума и Оскара. Услышав фамилию Нильса, он наморщил лоб и сказал, что Лёвквист-Мортен что-то ему напоминает, но не исключено, что он просто путает его с Торнинг-Шмитт.[92] Двойные фамилии кажутся такими похожими. Рикке посмеялась – да, конечно, что Лёвквист-Мортен, что Торнинг-Шмитт, что Крон-Дели,[93] все одно и то же.

Милый смешной Хенрик. Такой большой, такой солидный, а, в сущности, ребенок. Когда думает – морщит лоб, когда набирает на клавиатуре текст, подпирает щеку изнутри языком, когда Рикке шлепает его по чересчур проказливым рукам, обиженно выпячивает нижнюю губу. Он так трогательно заботится о Рикке, так славно любит ее, так мило поправляет сползающее одеяло, готовит такие вкусные завтраки, беспокоится…

Беспокойство Хенрик выражал всего один раз, но очень бурно. Рикке не ожидала такого всплеска эмоций. Вернувшись из Лондона, Хенрик первым делом поцеловал Рикке, затем вручил ей фарфоровую статуэтку шотландского гвардейца и поинтересовался, как идут дела. Рикке и рассказала. О том, кого она подозревает и о том, что собирается делать. Пока они сидели в ресторане и ужинали, Хенрик как-то сдерживался, только весь напрягся и желваки на скулах проступили. Рикке почему-то подумала, что у него живот заболел. Но стоило им выйти на улицу, как Хенрика прорвало:

– Рикке, ты с ума сошла! Какие общие интересы могут быть с этим ублюдком Йерихау?! Он же ненормальный, больной! Таких, как он, надо изолировать от общества! Он может сделать с тобой такое, от чего ты до конца жизни не оправишься! Если ты притворишься лесбиянкой, это его не остановит! А напрашиваться к нему домой, чтобы посмотреть на картины, это все равно, что совать голову в пасть льву! Знаешь, раньше в цирках был такой номер?

– Знаю, – кивнула Рикке.

Ей было немного странно видеть Хенрика таким возбужденным, и, в то же время, было приятно, что о ней так заботятся. Сразу ясно, что она небезразлична Хенрику. Это так здорово…

Хенрик и Рикке, Хенрик и Рикке, Хенрикке, Хенрикке, Хенрикке…

– Он до сих пор на свободе только благодаря своему везению! – бушевал Хенрик, размахивая руками. – И своей предусмотрительности! Он предпочитает не афишировать свои пристрастия, но о них знают все! А еще я слышал, что он регулярно ездит куда-то к славянам, не то в Чехию, не то в Украину, где отрывается на всю катушку! Как можно иметь с ним дело?! А вдруг он потеряет над собой контроль и набросится на тебя?!