— Добрый вечер. Я буду чай.

Макар решительно заходит, едва помещаясь в моем новом коридоре. Садится на пуфик у входа, разувается. Мне снова неловко рядом с ним, щёки мгновенно наливаются жаром. Блин, у меня в театре столько мужиков работает, я с его братом в одной квартире жила, и никогда такой мгновенной реакции не было. Зажмуриваюсь, снова и снова восстанавливая в памяти картинку из лифта. Я хочу это помнить. Мне нужно это помнить! Чтобы никогда не возвращаться к тому, что было раньше. Я больше не люблю его! На этом всё.

Каждую минуту воскрешаю в памяти наглядную иллюстрацию того, как сильно я нужна своему бывшему мужу. Баба на коленях, расстегнутая ширинка и два зеркала напротив, повторяющие всю эту картинку тысячу раз подряд. Пусть мне будет противно, пусть меня тошнит от него! Но я не забуду эту картинку никогда. Хватит! Набегалась! Да, я виновата перед детьми, но не перед ним. Это точно. Я даже в Москве ему не изменяла, как идиотка хранила верность не пойми кому, даже после развода.

Внутри тёмная дыра, сердце почти не бьётся, отвращение подкатывает с новой силой. Картинка, моя картинка перед глазами, спасёт меня от ошибок прошлого. Он никогда не любил меня — так я буду думать. Дикая неконтролируемая страсть у него с первой попавшейся бабой, не во мне дело, и никогда не было во мне. Отхожу в сторону, пропуская, мне противно любое его приближение.

— Чая нет. — Тащу сумку на кухню.

Валентина Павловна, конечно же, наложила еды и фруктов.

— Я буду тот чай, что прямо на меня со стола смотрит, — отвечает, осмотревшись, бывший.

И действительно, на столе в кухне, начинающейся почти у самой входной двери, стоит запечатанная пачка чёрного чая. Глазастый.

Я хотела напоить Романа, а придется поить… Нет, я поклялась никогда не произносить его имени. Не желаю с ним даже воздухом одним дышать, не то что чаи распивать. Мне невыносимо противно его общество. У него достаточно денег, в кафе можно было чай попить, раз такая жажда накинулась.

Зло распечатываю пачку, половина сыплется на пол и стол. Беру кувшин-фильтр, открываю воду, затем вздрагиваю, окаменев, когда эта гора мышц прижимает меня к раковине. Он тянется через меня к мыльнице, через мгновение уходит.

— Там у тебя мыла нет. Руки нечем помыть.

Я думала у такого продвинутого всё с собой, вдруг придётся заниматься сексом прямо на улице.

Меня сковывает жуткой неловкостью. Я с Ромой могла часами на кухне о спектаклях болтать. Закажем суши и о режиссёрских ошибках сплетничаем. Этот же три минуты у меня на кухне провёл, а я как будто сеанс иглоукалывания прошла. Причем у подпольного мануального терапевта с опытом в одного клиента за последние пять лет.

Он садится за стол, вытянув длинные, сильные ноги, с его появлением комната наполняется знакомым мужским парфюмом. У него всегда похожий, даже разных фирм он умудряется выбрать один и тот же аромат. Дискомфортно, раздражает его присутствие, вожусь с заварником, блюдцами, хочу вылить чай ему на голову, а не в чашку.

Молчит, но я чувствую, как внимательно он меня разглядывает.

— Здесь мило.

Мне так «не хватало его мнения». Надо было пригласить его на осмотр квартиры.

— Спасибо. Но гостей я не ждала.

— А гости прип?рлись сами, — шутит, но я не улыбаюсь, никак не реагирую, и он прочищает горло. — Места маловато.

Ага, твоя накачанная туша еле поместилась. Какое-то время он молчит. Затем как будто не выдерживает.

— А что же у Романа жить не осталась?

Молчу. Ему-то какое дело до того, с кем и как я живу? Я к детям хорошо, он тоже нормально. Хотел от меня избавиться — получилось, я не лезу к нему. Всё же прекрасно!? Сыплю ему сахар в чашку — одну, две, три ложки, а он меня не останавливает. Злость распирает изнутри. Пусть «лядь» свою фирмовую расспрашивает, где и с кем она живёт.

— Решили сделать паузу в отношениях, — говорю язвительнее, чем следует человеку, для которого безразличен собеседник напротив.

Ещё более ядовито отвечает бывший муж:

— И как же не стыдно с моим братом таскаться?

— Дверь там, можешь просто захлопнуть! — колюче.

Мешаю ложкой чай, да так истерично, что кухня наполняется звоном.

— Так было у вас или нет?

— Было, конечно. И ещё будет.

Звон становится невыносимым, и он отбирает у меня ложку, кладет возле чашки. Если пялиться в стенку над его головой, то убить хочется меньше.

В кухню прибегает Машка.

— Мама, а можно мне молока?

Налепляю на лицо улыбку. Трясущимися от злости руками наливаю дочке напиток, даю печеньку, и она покидает кухню.

— Отличный у тебя чай, сладенький такой, — ухмыляется бывший, не вижу, но чувствую. — Варвара, извини меня за лифт.

— Ой, господи, да мне наплевать.

Хохочу, как изображала в последнем спектакле, игриво так, с задоринкой. Актриса я в конце концов или где?

Но на самом деле мне так больно, меня рвёт изнутри. Я не понимаю, зачем он тут сидит. На хрена он вообще прип?рся?

— Это было безнравственно.

— Я тебе не священник. Исповедоваться — дальше по улице. Ещё чаю?

Не дождавшись, наливаю так много заварки в его чашку, что коричневая жидкость течет по столу, капая на его дизайнерские брюки.

И когда я только стала такой агрессивно-активной? Исполнительная терпила умерла в лифте. Наверное, у каждого есть предел и мой наконец-то настал. Впервые встречаюсь с ним глазами. Сидит, терпит. Больно, наверное, чай-то горячий.

— Ничего. «Твоя» постирает, — ухмыльнувшись, ставлю с грохотом чайник на стол.

Его синие глаза прожигают меня насквозь. Это странное ощущение, когда ты понимаешь, что они невероятно красивые, а с другой стороны, смотреть в них невыносимо. Он усмехается мне в ответ:

— А давай я с твоей сестрой замучу, а, Варь!?

— Вперед и с флагом!

Бывший тяжело выдыхает и, царапая пол ножками стула, отодвигается от стола. Встает и стремительно уходит, покидая мою съемную квартиру.

— Мама, ты чего плачешь? — Прибегает Машка на кухню, ставит на стол пустой стакан из-под молока, всматриваясь в мое лицо.

И вправду? Чего это я на самом деле? Не заметила даже.

— А папа где?

— Ушёл. С работы позвонили, — придумываю на ходу, отворачиваясь к окну и быстро вытирая влажные щёки.

Всё будет хорошо. Забудется. Думала я, даже не подозревая, что ждёт меня впереди.

Варя

— Варвара, давай просто заключим перемирие. Мы родители двух замечательных девочек, наша задача воспитать и вырастить их. Воюя, ничего хорошего не добьемся.