— Beleidigt, Henry Karlovna! Ich bin wie ein Pionier, immer bereit.[10]

— Tut mir Leid. Komm, Klingel zum Unterricht gegeben.[11]

— Vorschauen, meine Geliebte Lehrerin![12]

«Ходячая катастрофа» умиленно помахала указательным пальцем. Ф-фух! Легко отделался, но она права, статус-кво в школе восстанавливать придется. Пацан! На первом препятствии «крышу снесло»! Сколько их, этих препятствий впереди будет.

Обычно на уроках обществоведения Каретников скучал, но чтоб не подставлять учительницу этого предмета, оставался в образе школьника читающего советскую прессу. Светиться своими знаниями, проверенными на собственном опыте и опробованными на собственной шкуре, он не собирался. В классе у них народ подобрался еще тот! Все как по выступлениям ныне здравствующего Аркадия Райкина. Разве что, кроме Шпики, ну и еще троих одноклассников, все дети, родители которых к рабочим профессиям имели отношение опосредственное. Товаровед, завмаг, директор, начальник чего-то там, ну и им подобные.

Когда в классе вдруг создалась «рабочая» пауза, мелкая ехидна, Наташка Кузовлева, с места задала учительнице провокационный вопрос. Поганка такая!

— Ирина Маликовна, вот мы живем в стране развитого социализма, объясните тогда, отчего, когда наши туристы выезжают за границу, то они стараются все там купить?

Малолетние гаденыши! Понимают, что поставили женщину в неловкое положение. Сидят, молчат, ухмыляются. Всем и так ясно, что в стране шаром покати! Это в столицах, да у них в Донбассе, особое обеспечение в магазинах. С теми же шахтерами не забалуешь! И все равно, импортные шмотки, гарнитуры там и прочую дребедень, только из-под полы, да по блату достать можно. А уж на зарплату учителя, особо не разгуляешься.

Преподаватель от вопроса в ступор стала, лицо красными пятнами пошло. Того и гляди от волнения сейчас Кондратий хватит. Пора выручать бабенку. Поднял руку, не дожидаясь разрешения, встал из-за парты.

— Ирина Маликовна, можно объяснить коллеге?

— Д-да. — Пролепетала учительница.

Эх, молодая! Опыта совсем нет. Попробуй справься с такими оторвами, да еще если за спиной богатенькие родители маячат. Повернулся к «любопытной» стервочке, объяснил:

— Понимаешь, Наташенька, советский рубль имеет высокую покупательную способность. Помнится, не так давно твоя менька по турпутевке в Югославию ездила. Так вот, если ты знаешь, им на таможне за границу всего лишь тридцать рублей разрешили провезти. Так ведь, дорогая моя?

— Я тебе не дорогая! И не твоя! — прошипела гадюкой.

Видно было, что перевод стрелок непосредственно на ее фамилию, девочке очень не понравился.

— Ну, все равно. Так вот, прибарахлиться на эти тридцать рублей советская туристка смогла по полной программе. Я тут краем уха слышал, что и тебя подарками не обделили.

По классу прошелся шепоток, а в дальнем углу даже похихикал кто-то. Обернулся к учительнице, уже вполне пришедшей в себя. Поймал благодарный взгляд женских глаз.

— Можно сесть?

— Да, пожалуйста.

Прозвеневший звонок на перемену, совсем расслабил атмосферу в классе.

— Каретникову за работу в классе, пять. Остальные, запишите задание на дом…

Медленно сложив учебник и школьные принадлежности в «мыльницу», последним покинул кабинет. Тут же в коридоре нарвался на ожидавшую Наташку. Бледное, злое лицо источало негодование, чуть ли не нервный срыв. Не говорила, а скорей шипела, не обращая внимания на шум создаваемый детворой вокруг них.

— Каретников, я тебе все припомню, при первой же возможности отомщу. Знай это!

Вот же глупая пигалица. Самая мелкая в классе, а яда на трех гадюк хватит. И ведь, что характерно, такие люди обиду всю жизнь помнят. По прошлой жизни он с ней толком никогда и не общался, путалась под ногами, язвила понемногу, но так как сейчас, точно друг на друга не наезжали. Шалишь! Последнее слово за ним. Предположительно сделал умильную морду, ласковым голосом чуть ли не промурлыкал:

— Золотце, если ты еще хоть раз попытаешься выставить Ирку в таком свете, как сегодня, я даже случая ждать не буду, ославлю на всю школу. Поверь, повод найду, а не найду, так подведу к поводу, и свидетели отыщутся. Не нужно становиться моим врагом, хлопотно это.

Отвернувшись, спокойным шагом пошел в сторону лестницы. Последним уроком была НВП, которую преподавал старший лейтенант Дынин Иван Степанович. «Старый перец», вечно ходивший в общевойсковой форме с планками наград на груди, красивший волосы в радикально черный цвет, но по причине морщин, моложе от этого не выглядевший. В юном возрасте на такого человека обращаешь мало внимания, воспринимаешь, как должное. Есть, ну и есть человек! Лишь через много лет Михаил узнает, Дынин на войне был геройским парнем, войсковым разведчиком, кавалером двух орденов «Славы», а войну он в Праге закончил. Только узнал он это, когда самого военрука уже в живых не было.

На его уроках ученики не только учились военному делу, но и знакомились с тупым армейским юмором. Любимая его поговорка была, когда он класс строил в одну шеренгу: «Вы должны видеть грудь четвертого человека! Да-а, у нее же груди нет!» Дядька он был вообще-то не злой. Возле класса НВП был стендик «Никто не забыт, ничто не забыто», камешки насыпаны и стояла наполовину отпиленная гильза от пушки. Шутники его так «любили», что частенько он вынужден был уносить эту гильзу домой в своем портфеле.

Когда Дынин вызывал к доске девчонок, на столе у него лежал учебник, и те безбожно считывали по нему ответ, а он еще и страницы переворачивал. А вот к парням отношение было другим. Считал, что мужчина обязан знать предмет, как «Отче наш…», ему ведь после школы в армии служить точно предстоит. Никаких скидок. Ты должен! Ты можешь!

Когда Каретников подошел к классу в самом торце третьего этажа, напоролся на общую нервозность «боевых» товарищей. Ухватив под руку Игорька Самарина, поинтересовался:

— Что за кипишь?

— Степаныча неожиданно ГОРОНО проверить решило, комиссия из трех человек преперлась. Открытый урок будет. Наши кумушки уже все обсосали. Говорят, настучал кто-то, как он уроки проводит. Если, что не так, турнут военрука.

— Час от часу не легче.

— Во-во! И я о том же.

Взгляд снова упал на волновавшуюся толпу одноклассников. Им ведь тоже не сладко! Если плохо все пройдет, мало того что сам класс ославят. Мол, олигофрены, не могут двух слов сказать! Так, еще и родители… А год этот, по учебе выпускной.