Если не считать миссис Шнельман, которая, как известно, отгоняла жрецов метлой.

Эти игры также открыли мне глаза на то, что мир гораздо больше, чем я думала. Я не могу продолжать притворяться, что ничто за пределами моего района не имеет значения.

— Пока нашими городами правят жрецы, а Боги закрывают на это глаза, или ад, поощряя их причинять людям боль, кто — то вроде тебя может быть единственным спасителем для этих людей. Твоя помощь может быть единственной причиной, по которой они едят сегодня вечером или по которой ребенку есть где поспать. Я тебя не знаю, но твои поступки достаточно важны, чтобы я отказалась приносить тебя в жертву Богам.

Я откидываюсь на спинку стула, чувствуя себя неловко от своей многословной речи. Кабан ничего мне не говорит, он просто поворачивается, чтобы посмотреть на Атласа. — А ты? Почему ты здесь?

— Что ж, после речи Рен я буду звучать как требовательный осел. — Атлас качает головой, но в его глазах больше золота, чем обычно, когда он смотрит на меня. Он моргает, как будто забыл, где мы находимся, и отворачивается. — Между нами должен быть определенный уровень доверия. Потому что из — за того, что я собираюсь сказать, нас всех могут убить.

— Откуда ты знаешь, что можешь мне доверять? — Кабан сцепляет пальцы домиком, прижимая их к подбородку, и наблюдает за нами.

— Я не знаю. Но иногда нам нужно совершить прыжок веры и надеяться, что мы доверимся правильному человеку. Перемены не произойдут без того, чтобы кто — то не подставил свою шею.

Кабан склоняет голову набок. Он откидывается на спинку стула, засовывая руки в карманы толстовки. Интересно, течет ли в его жилах хоть капля божественной крови. Он красивый мужчина, с другой стороны, большинство лидеров харизматичны и обладают определенным неотразимым качеством, которое заставляет других хотеть следовать за ними. Судя по словам Атласа, Кабан за эти годы снискал много преданности.

— Каких перемен ты хочешь привнести, Атлас Моррисон, сын Зевса? — Слова Кабана не угрожают, скорее он напоминает Атласу обо всех причинах, по которым тот не должен ему доверять. Я испытывала те же самые опасения, но слышать, как Кабан произносит их вслух, меня раздражает.

— Это та часть, которая требует доверия с нашей стороны, — говорит Атлас, кивая в знак того, что он имеет в виду себя и меня.

Я смотрю на Атласа, хмурясь, и морщинка беспокойства пролегает у меня между бровями. Он ведь не выдаст мой секрет, правда? Вычеркните это, он сделал именно это с Кэт. Но он знает ее. Это его тетя. Он же не скажет это случайному человеку, не так ли? Мне все равно, Робин Гуд он, Король Артур или заключенный, которому суждено умереть через минуту, он все равно чужой для нас обоих.

Мои руки сжимают подлокотники кресла так сильно, что дерево скрипит. Я заставляю себя разжать кулаки и перекладываю их на колени.

— Мы работаем с «Подпольем». Пришло время подняться. Никто не заслуживает жить под гнетом жрецов или подчиняться непостоянным прихотям Богов. Мы все имеем право голоса, и это то, за что мы боремся.

В глазах Кабана загорается искра интереса. Он быстро прячет ее, но не настолько быстро, чтобы я этого не заметила.

— И какое именно отношение это имеет ко мне? — Вопрос Кабана больше похож на проверку, чем на что — либо другое.

Атлас выжидает, хрустя костяшками пальцев один за другим, прежде чем ответить. Кабан не видит этого маленького тика, потому что руки Атласа под столом, но я вижу. В этом жесте есть что — то настолько человеческое, что я всегда удивляюсь, когда ловлю Атласа за этим занятием. Он кажется невозмутимым и гордится тем, что представляет этот каменный фасад, из — за которым ничто не может пробиться. Но это всего лишь тот, за кого он себя выдает.

— Мы хотели бы установить партнерские отношения.

Глаза Кабана слегка прищуриваются. Он почесывает щетину на подбородке. — Какого рода партнерство?

— Ситуация обостряется. Жрецы становятся все более жестокими с каждым днем. Все больше людей без причины вырывают из своих домов. Дети голодают. После беспорядков в Чикаго жрецы убивают людей с пугающей скоростью, утверждая, что они Фурии. Мы не можем продолжать ждать, пока кто — то другой начнет действовать. Мы хотим снова погрузить Богов в сон и вернуть эту территорию людям.

Кабан открывает рот, словно собираясь что — то сказать, но закрывает его, впитывая слова Атласа. Я тоже позволяю им впитаться. Из короткого новостного ролика, который я видела ранее, я знала, что жрецы утверждали, что нашли еще больше Фурий, но я не понимала, что все стало настолько плохо. У Атласа есть доступ к Кэт и новостям мира за пределами этих игр, которого нет у меня.

Кабан вскидывает голову. Атлас прямо не сказал, что у нас в заднем кармане припрятана Фурия, но он намекнул, что у нас есть способ усыпить Богов.

Моя кожа липкая. Мой секрет мне больше не принадлежит. И я ненавижу эту потерю контроля.

— Как именно ты планируешь усыпить Богов? — Кабан по — прежнему держит руки в карманах, на первый взгляд он выглядит расслабленным. При тщательном рассмотрении становится ясно, что он взволнован. Его плечи напряжены, а глаза сверкают огнем надежды.

Атлас ерзает на стуле, очередной нервный тик, который я с удивлением замечаю. — Мы связались кое с кем, кто обладает способностью усыплять Богов. Надеюсь, ты понимаешь, что в данный момент мы не готовы делиться какой — либо дополнительной информацией. Ради их безопасности.

Я изо всех сил стараюсь стереть все эмоции со своего лица. Мне не нравится чувствовать себя разменной монетой. Кожа между плечами зудит. Я чувствую себя отвратительно, когда обо мне говорят абстрактно, как будто я просто актив, который можно использовать в этой борьбе с Богами. В то же время я понимаю силу слова «Фурия», даже если на это только намекают.

Кабан балансирует на краю, на его лице написана нерешительность. Интересно, он всегда такой выразительный или Атлас действительно удивил его. Мне может не нравиться тактика, которую используют Атлас и «Подполье», но я понимаю, почему они это делают. Я понимаю необходимость перемен.

Я провожу рукой по волосам, стряхивая влагу. Наклоняюсь вперед, оперевшись предплечьями о стол, и смотрю Кабану прямо в глаза. — Я думаю, нам обоим пора мыслить шире. Мы могли изменяем ситуацию в наших районах, но мы могли бы сделать гораздо больше. Мы