Он смолчал. Я ждал ответа и не дождался. Миновали стоянку для машин с единственным насквозь сгнившим пикапом, принадлежавшим, возможно, хозяину заведения. Светский разговор буксовал, тогда я заговорил сам:

– Босс, вы не любите перекрестки?

Думал – шучу, оказалось – если бы так.

– В Зоне? Я их боюсь, – легко сознался он. – Иногда приходится с собой бороться, если позарез надо идти. Такая проблема, дружок.

– Ничего себе! Почему?

– А мне вдруг начинает казаться, будто это не перекресток двух улиц, а прицел. Огромный прицел, и я – в центре перекрестия. Вот-вот, думаю, кто-то сверху шмальнет… Это, Питер, обычный сталкерский психоз, фобия. У каждого из нас что-то такое есть, в чем неловко признаваться. Потом мы тащим это с собой на гражданку.

– Ну да, из некоторых фобий и суеверий даже популярные игры вылупляются, – съязвил я. – Например, как всем сталкерам известно, категорически нельзя наступать на стыки, будь то каменная плитка под ногой, дощатый настил, бетонка. Возвращаясь из Зоны, вы не смогли избавиться от этой полезной привычки, так и родился хот-степ. Я вас очень уважаю, босс, но я не встречал в жизни людей суевернее сталкеров…

Меня понесло. Говорил и говорил. Сам понимал, что несет, как дизентерийного, а не остановиться.

Нервы, чтоб их. Я ведь слукавил, когда сказал Эйнштейну, мол, ничего необычного не ощущаю, мол, никаких изменений, вызванных Зоной, в себе не фиксирую. На самом деле история с «тещиным языком» что-то включила во мне. Ох, не зря Эйнштейн придумал эту жутковатую демонстрацию, способную поразить психику любого новичка. А потом этот эфирный столб на шоссе… Меня проняло. Наконец-то я понял – здесь тебе не тренажер, Пэн, здесь гробануться – что два пальца об асфальт… Опасность была везде – слева, справа, спереди, под ногами. Все обострилось, все было предельно. Импульсы страха пробивали реальность.

Я видел. В здании ресторана ждала гостей паутина, большая и голодная, заплела весь столовый зал, а по невидимым нитям ее пульсировала ядовитая кровь… В мотеле, что по соседству… нет, в подвале мотеля – там хозяйничало нечто ужасающе холодное; космический холод, наделенный волей и злостью, дышал в окна мотеля, заставляя тело случайного путника (мое тело) покрываться мурашками… Под землей тянулась труба с кабелями, я видел их все, до каждой медной жилки, большая часть кабелей лежали мертво, но были и такие, по которым почему-то текли токи… Что все это? Самообман, глюки? Тот самый психоз, о котором предупреждал Эйнштейн?

Он принял мой выплеск насчет суеверий, не перебивая и не оборачиваясь.

– Остроумно, – сказал он с одобрением, когда я закончил. – Кстати, вот тебе еще кое-что пикантное про хот-степ. Про наш, про институтский, который на самом деле не игра, а тест на совместимость с Зоной. Согласно одной из гипотез, существуют мутанты, на которых «игровая площадка» вообще не реагирует, не важно, наступает он на стыки или ставит ногу аккуратно. Искр не будет в любом варианте, не надо беречься. И это, по мысли наших теоретиков, высшая степень взаимодействия с Зоной. Это значит, Зона принимает тебя за свою часть, не считает тебя кусочком Земли.

– И что, – заинтересовался я, – такие мутанты вправду есть?

– Увы, подобные экземпляры пока не обнаружены.

Мы благополучно миновали «Наггетсы». Мотель тоже остался в стороне. Эйнштейн шел уверенно и сравнительно быстро, не пользуясь пробниками, разве что приостанавливался иногда, чтобы понюхать воздух. Верхнее чутье у него развито, что ли? Короче, по всему было видно, человек в здешних местах – частый гость.

– Босс… – позвал я. – Мистер Эбенштейн…

– Питер, дорогой мой, – откликнулся он, – зови ты меня как-нибудь подобрее. Дядя Эли, например. Или дядя Илья, что, в сущности, одно и то же. Можешь просто Эли, без «дядя». Начни – и быстро привыкнешь.

– Попробую, – согласился я. – Я хотел спросить… У вас ведь есть карта ловушек по нашему маршруту?

– Старых, известных – да. Все они учтены в тренажере.

– В тренажере я всегда шел прямо по Хорде до того перекрестка. Ни ресторанчик, ни вон тот мотель не обследовал. А сейчас стало любопытно, сидит в них какая-нибудь гадость или все чисто?

– Чтоб в Зоне, да чисто?.. Под мотелем, насколько я помню, есть бомбоубежище, и там внизу полно «ведьминого студня». С самого дня Посещения. Ну а куриный ресторан года два как зарос «серебряной паутиной», внутрь лучше не соваться.

Вот тебе и самообман, подумал я, вот тебе и глюки.

– А электричество в Зоне где-нибудь вырабатывается? Генераторы какие-нибудь автономные… не знаю… ТЭС, может, кто-то включает?

– Э-э, дружок, ты сейчас дернул одну из самых бородатых загадок. Оставшаяся земная техника давно развалилась, так что электроэнергии в бытовых и промышленных линиях, казалось бы, нет и быть не может. И вместе с тем она в Зоне есть. То конвейер на кирпичном заводе поедет, то вдруг вышка ретранслятора выдаст в эфир какой-нибудь шлягер. А по ночам, многие рассказывали, в окнах брошенных жилых кварталов, бывает, горит свет. Можешь себе представить такую жуть? Я сам однажды в Сити видел горящее рекламное панно с двигающимися картинками, чуть не спятил. Какое может быть рациональное объяснение? Источник электричества в Зоне есть – «вечные батарейки», но их сначала надо собрать в большом количестве, соединить в одну сеть и каким-то образом подключить к линиям электропередач. Да и ток они дают постоянный… А почему спрашиваешь?

– Мы прошли над кабелем, – не стал я врать. – Он там сзади закопан, – я показал, – идет от ТЭС в сторону Слепых кварталов. Некоторые жилы почему-то под напряжением.

Эйнштейн остановился, оглянулся и внимательно посмотрел на меня.

– Возвращаться мы не будем, – сказал он. – Нельзя, ты знаешь. Но если еще хоть что-то похожее увидишь, сразу сообщай мне.

– Зачем?

– Хочу, чтоб ты попытался воздействовать, а не только считывал информацию. У тебя ведь уже были попытки воздействия?

– Со «скорой» первый раз.

– Но ведь получилось? Значит, можешь. Значит, надо тренироваться.

– Как «образцам» в «Детском саду»?

– Не торопись с выводами, – сказал он мне. – Обтряси это дерево спокойно, без эмоций. Подумай о перспективах. И о последствиях тоже. Если не научишься управлять собой, правильно расходовать свой организм, не гробя себя по пустякам, то накроешься так быстро, что сообразить не успеешь. Еще тебе нужно уметь восстанавливаться. Без тренировок никак, Питер. Кому много дано, тот многим рискует.

Мы, кстати, уже вышли на Первую Промышленную улицу и сейчас торчали напротив пекарни – нескольких металлических коробов разных габаритов с вытяжными трубами, вылезающими из фасадов. Амбар, печи, электромельницы – все было мертвое.

Перекресток, который Эйнштейн предпочел обойти, был образован пересечением как раз Первой Промышленной и Хордовой линии и остался по правую от нас руку.