как принято в таких случаях, все на сохранение другим. Их же поступок оставил щемящее чувство досады: мы рисковали жизнью, они — возможной оглаской личной причастности к этому событию. Может быть, этот их шаг характеризовал их личное отношение к решению руководства страны? Не знаю, но разделяю возмущение маршала Н. В. Огаркова.

В тот же день, в канун Нового, 1980 года, я попросил жену поехать со мной на Манежную площадь к Вечному Огню у Кремлевской стены. Падал редкий снежок. Кругом гудела предновогодняя Москва, узнавшая об афганских событиях из скупого сообщения по радио. Ее, как и всей страны, будни еще не были омрачены похоронками, порой опережавшими «черные тюльпаны». Мы положили к Вечному Огню несколько ярких гвоздик, помолчали и так же молча пошли домой. По дороге я рассказал ей, что вчера ночью наш самолет сделал промежуточную посадку в Самарканде. Мы решили зайти в ресторан перекусить и стали подниматься по лестнице.

Дверь ресторана распахнулась, и нам навстречу вышли в ослепительно белом подвенечном платье счастливая невеста и жених. Мы остановились, потом вернулись вниз и вышли из здания аэропорта к нашему самолету: у каждого перед глазами стояла, сверкала трассами пуль, грохотом разрывов картина недавнего боя. Мы не могли быть там, в этом зале. Это не совмещалось.

Жена рассказала, что она все поняла еще в день моего отлета — 19 декабря 1979 года: «Ты так просто внезапно никогда и никуда не уезжал. А 28-го числа после сообщений по радио все стало ясно: что, где, когда. Трудно было ждать прилета. Ведь никто ничего не скажет».

Она была права. Страна уже втянулась в конфликт, а у нас еще долгие месяцы скрывали, что происходят события, которые уносят жизни где-то в Афганистане.

Один из находившихся там советников, Игорь Васильевич Остапкин, поэт и автор ряда песен «афганцев», посвятил тем дням трогательное до слез стихотворение «Письмо дочери»:

Папа, папочка, миленький папа!

Я пишу из больницы тебе.

Помнишь, ты уезжал, дождик капал,

А сейчас уже снег во дворе.

Почему ты так часто в отъезде?

У других папы дома всегда.

Погулять бы по парку, как прежде,

Посмеяться с тобой, как тогда.

Ты не бойся, у нас все в порядке,

Ленка с бабушкой ходят гулять,

У меня две пятерки в тетрадке,

В танцкружок записалась опять.

Письма ждем от тебя с нетерпеньем,

Даже почту ругаем за то,

Что она нам по воскресеньям

Не приносит от папы письмо.

Только бабушка, если случится

Разговор завести о тебе,

Начинает украдкой молиться,

Не пуская нас с Ленкой к себе.

Как-то раз я ее поругала:

— Ты про Бога, бабуля, забудь!..

— Ладно, внучка, — она мне сказала. —

Только вдруг он поможет чуть-чуть.

А на днях заезжал дядя Леша,

С днем рожденья поздравил меня.

Твой подарок — кукленок курносый —

Самый лучший привет от тебя.

Он рассказывал маме и деду,

Как живете, как ваши дела.

Было весело всем за обедом,

А потом я им торт подала.

Дядя Леша шутил и смеялся,

Рассказал, как красиво у вас,

Как он в горы с тобой поднимался,

Как похожа страна на Кавказ.

Только мама почти не смеялась,

Все платком вытирала глаза.

И когда с дядей Лешей прощалась,

На меня вдруг упала слеза.

Дед его провожал в коридоре,

Дверь чуть-чуть приоткрыта была,

Я услышала в их разговоре

Про военные ваши дела.

Что стреляют у вас днем и ночью,

Что немало погибло солдат,

Что известно ему стало точно,

Будто скоро ты будешь комбат.

Что в горах очень трудно сражаться,

Получает оружие враг,

Что придется еще задержаться,

Не один до победы, мол, шаг.

Дед сказал: «Тяжело ваше бремя»,

И еще (я никак не пойму),

Что не легче тебе в это время,

Чем в Испании было ему.

Не ругай меня, папочка, милый,

Что подслушала их разговор.

Я тебя с еще большею силой

Жду домой, дни считая с тех пор.

Маме я ничего не сказала

И стараюсь ее я отвлечь,

Но на фото твое она стала

Все смотреть перед тем, как ей лечь.

Я тебя очень жду и тоскую.

Приезжай поскорей, мой родной.

Может быть, оттого и болею,

Что тебя нет здесь рядом со мной.

Ты в письме, помнишь, спрашивал: «Дети!

Привезти вам подарок какой?»

Ничего нам не надо на свете,

Только ты возвращайся живой!!!

* * *

«Афганцы» все помнят. И каждый год 27 декабря в 15.00 они встречаются на условленном еще после первого боя месте. Постоят, посмотрят друг на друга, поговорят и помолчат. Стыдно за все должно быть другим.

Ввод войск в Афганистан, вне всякого сомнения, был ошибкой. Очаг опасности для нашей страны там был, данных на этот счет имелось достаточно. Разрешать же кризисную ситуацию следовало путем переговоров. Критикуя тогдашнюю власть за эту недальновидность, у нас заодно подвергли поруганию труд солдата, выполнявшего приказ военно-политического руководства с верой в его справедливость. Это ослабило боеспособность армии. Оскорбив и унизив солдата, лидеры государства и общество лишили себя права на защиту с его стороны.

Труд солдата на Руси исстари был в почете. Опасность, нависшая сегодня над страной, настоятельно требует исправить эту вторую ошибку. Пока не поздно, пока…

ВАЛЕРИЙ КУРИЛОВ

МЫ БЫЛИ ПЕРВЫМИ

Валерий Николаевич Курилов (род. в 1949 г.) — подполковник запаса, профессиональный контрразведчик, офицер отряда специального назначения «Зенит», за участие в операции «Шторм-333» награжден орденом Красной Звезды.

От автора

Хотелось бы предварить свое повествование некоторыми замечаниями. Сотрудники КГБ всегда жили по правилу: то, что тебе положено знать, твое руководство тебе сообщит, а что не положено — не