— Что там наши копаются? — Иван нервничал.

Признаться, об этом я предпочитал не думать.

О! Со стороны причала донеслось чихание лодочного мотора.

Спустя минуту слабое жужжание стало отдаляться — похоже ребята нашли моторку и перегоняли к причалу.

Еще минуту мы просидели в тишине. Верхушка дерева у дороги посветлела. Я насторожился и закрутил головой. Далекий отблеск прошелся по деревьям. Я встал.

Блин! Кто-то, куда-то ехал.

Иван тоже поднялся.

Со стороны причала послышалось глухое «бу-бу-бу» — наши пытались завести двигатель. Слушая доносящиеся со спины звуки я шагнул к багажнику. Между деревьев мелькнул и пропал свет фар.

— Иван, — позвал я. — Твоя мечта имеет шансы.

— Ты о чем? — спросил он, подходя.

— О пострелять из этой штуки, — я похлопал по металлической трубе в его руках.

Вздох, — Я и не рвусь особо, — сознался он.

Фары приближающейся машины вспороли темноту улицы — еще не было слышно, но уже видно. Метров четыреста, — прикинул я.

Бу-бу-бу на пирсе сменилось стуком дизеля, резко разнесшимся в ночи.

Я снял с плеча автомат и сдвинул предохранитель. Успеем — нет?

Рядом щелкнуло — Иван взвел свою «дуру». Опасливо покосившись на соседа, я прикинул куда пойдет выхлоп и отодвинулся. Тачка прошла поворот и замедлилась, разворачиваясь. Яркий свет пополз по земле быстро приближаясь. Не сговариваясь мы шагнули к машине, укрываясь кузовом. Осветив разбитые машины фары остановились.

Со стороны причала послышался сиплый гудок.

— По разику и ноги, — скороговоркой проговорил я. — На счет раз. Раз!

Мы выскочили с обеих сторон — он поднимая гранатомет, я — автомат. Вскинув ствол я выпустил две короткие очереди практически наугад- целиться в слепящие фары было невозможно. Справа раздался громкий хлопок и удаляющееся шипение.

Я повернулся к освещенным воротам. Сзади грохнуло и освещение исчезло, погрузив вход во мрак, оставив в глазах мерцающие силуэты. Скорее по-памяти, нежели что-либо видя я заскочил в калитку. В глазах мерцал зеленый призрак ворот, отпечатавшийся на сетчатке.

На дороге раздался грохот очереди. Пробежав пару метров по темному, как внутренности задницы, двору я понял, что ничего не вижу. Сзади матерился Иван с той же проблемой.

— Куда, мать ее!!?

— Давай правее!

Мы вразнобой затопали по асфальту. К первому автомату на дороге присоединился второй. По воротам загрохотало. Попасть по ним в такую темень уже было немалым достижением… Мысль оборвалась — я навернулся.

— Ты где? — взвыл Иван.

Где!? На четырех костях, шаря по доскам в поисках упавшего автомата. Доски? Мы на причале!

Разглядев темное на светлом, я подхватил оружие и поднявшись и подал голос.

— Тут причал, сюда.

Оглянувшись по сторонам я увидел темневшие на фоне мутных звезд, мачты.

— Саныч! — хором заорали мы.

Ответное, на грани истерики, из темноты: — Где вы шляетесь, бл...ди!

Спотыкаясь и грохоча досками мы промчались по причалу к белевшему в темноте бледному лицу.

— Сюда! — стоя в проеме борта Саныч махал руками, как вентилятор. Перепрыгнув проем я еще раз навернулся. Сверху, в обнимку с трубой рухнул Иван, долбанув ей по кумполу. Вот уж в самом деле — были бы мозги — было бы сотрясение.

Саныч сменил тенор на визг. — Отваливай! Поехали! Да гони, ты, бл...ть!!!

Движок басовито забухтел. Кажись и вправду отваливали. Спихнув с себя Ивана и едва не швырнув РПГ за борт, я поднялся. Ненавижу гранатометы!

Саныч на пике «измены» метался вдоль борта, тревожно вглядываясь в медленно растворяющийся в темноте, причал.

Наконец он слился с ночью и звук двигателя стал тише — кэп экономил топливо и нервы. Саныч остановил бег, в изнеможении усевшись на палубу.

— Что там было? — почти нормально спросил он.

— Я — справочная? — вызверился я. — Хрен знает. Приехали, посветили. Огребли. Ваня гранату засветил. Нехрен ездить!

— Хоть попал? — обернулся я к нашему гренадеру.

— Попал, — неуверенно пробормотал гренадер.

— Так и будем на палубе стоять? — я повернулся к Санычу. — Показывай корыто.

Саныч в сердцах сплюнул за борт.

— Тьфу на вас! Как татары — что стрелять, что резать… Пошли в рубку.

Вторник. Ночь, 23.55.

Темный пляж напоминал развороченный муравейник. Ожидание посадки затягивалось — штатная шлюпка и прихваченный катер за раз брали не больше тридцати голов. Измученные ожиданием люди злились и нервничали — спасение находилось на расстоянии вытянутой слишком долго, вытягивая последние нервы.

Бух и я, рулившие процессом посадки успели вымотаться, как шахтеры в забое. Беготня по мелководью — подтянуть лодку — усадить туда одних, отпихнуть других — оттолкнуть лодку — вылезти на берег — продрогнуть и опять забраться вводу…

Пассажиры лезли со всех сторон. Ругань, угрозы, плач, мольбы. Наплевав на политкорректность и половую принадлежность я зарядил в репу паре особо наглых, пытавшихся взять горлом и нахрапом. В том числе — даме. Демарш восстановил тишину и относительный порядок, добавив напряжения. Быть активистом — хреновая идея. Нам категорически не хватало народу. Саныч сидя в рубке, держал кэпа под стволом, препятствуя преждевременному отплытию. Иван, матерясь и периодически пуская в ход трубу гранатомета разгонял прибывающих с палубы, трамбуя в трюм и каюты. Трое ярославцев и ржевский механик, под началом Терминатора прикрывали нашу задницу у главного входа. Молодые из гламурной тусовки, переправив девок дежурили на пляже со стороны поселка. Старшим определили орловского селянина, имевшего суточный опыт организации засад на подходящей местности. Ну а на долю нас бухом, как уже сказано — остался пляж. И двести, ждущих посадки, круизников.

В очередной раз выбравшись на берег, ежась от прилипающей к телу мокрой одежды, я оттянул рукав, пытаясь рассмотреть циферблат. Хрен разберешь — стальные стрелки сливались со светлым фоном. Кажись двенадцать. Рядом, несмотря на свою закалку, трясся бух — утренние заплывы не помогли.

Вдоль кромки прибоя валялось брошенное барахло — не вняв предупреждению народ перся с чемоданами. Теперь большая часть хурды валась по пляжу, норовя попасться под ноги. Темнота усугубляла.

Мать! Едва не навернулся. Выматерившись, я пнул виновника — пластиковый параллелепипед с колесиками. Крышка отскочила, открывая тряпочное нутро.

— Хоть на что-то сгодится, — я взял лежащую сверху тряпку и обтер руки.