— Прекрасный проект, — сказал я, — Замечательный проект! Но вот я Бог. Я даю вам всю полноту власти в осуществлении вашего проекта. Действуйте! Что вы будете делать конкретно завтра утром, придя в Кремль или в здание ЦК на Старой площади? Действуйте! Отдавайте распоряжения! Произносите речи! Выдвигайте лозунги! Действуйте!

После этой моей реплики наступило неловкое молчание, и я понял, что мне пора уходить. Уходя, я слышал (у меня феноменальный слух, между прочим), как они прохаживались на мой счет. И они были правы! Для них этот разговор и есть цель их разговора, есть начальный и конечный пункт их бытия. А я взглянул на него как Бог — как творец и реформатор бытия. А у Бога иные критерии в оценке слов. Бог знает и понимает все, и в том числе возможные последствия хороших проектов и преобразований. Бог знает, что если проект хорош в словесном выражении, он не стоит выеденного яйца в реальном исполнении.

Политические программы в наше время в нашем обществе столь же нелепы, как были бы нелепы идеи французских просветителей восемнадцатого века в годы, когда проповедовал Христос. В тех условиях ничто не могло принести решения всех житейских проблем, кроме идей Христа. Потом люди убедились в этом. Правда, через триста с лишним лет. И ценой каких жертв! Сколько лет потребуется людям, чтобы понять мои идеи? И какую цену они за это заплатят?

— Принципы твои хороши, — говорит Антипод, — но нужны еще принципы, благодаря которым можно было бы следовать этим хорошим принципам. Как научиться это делать? Научить людей этому нельзя. Их надо заставить силой вот в чем дело. А тогда они перестают восприниматься как хорошие.

Порою, однако, для меня более существенным кажется мое отличие от Христа. Судите сами.

— Поклоняйся лишь Богу своему, — призывает Христос.

— Не поклоняйся никому, ибо ты сам и есть Бог, — призываю я.

— Не клянись, — говорит Он.

— Поклявшись, держи слово, — говорю я.

— Не противься злому, — говорит Он.

— Сопротивляйся, — говорю я.

— Прощай людям их грехи, — говорит Он.

— Никакой грех не простителен, — говорю я.

— Не собирай сокровищ на земле, собирай их на небе, — говорит Он,

— Собирай сокровища в себе самом, — говорю я.

— Просите, — говорит Он.

— Не просите, — говорю я.

— Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, — говорит Он.

— Поступайте с людьми соответственно вашим принципам, но не ждите от них того же, то есть чтобы они поступали с вами соответственно вашим принципам, говорю я.

— Входите тесными вратами, — говорит Он.

— Входите любыми вратами, — говорю я, — ибо входящий не зависит от врат.

— Не здоровые имеют нужду во враче, но больные, — говорит Он.

— Здоровые нуждаются во враче в первую очередь, — говорю я.

— Кто не со мной, тот против меня, — говорит Он.

— Не принуждай никого следовать за тобою, — говорю я.

— Доброе от доброго, злое от злого, — говорит Он.

— Оценка добра и зла не зависит от их причин и источника, — говорю я.

За все будет расплата после смерти, так можно понять Его идеи.

— Плата за жизнь есть сама жизнь, наказание за жизнь есть смерть, — говорю я.

— Царство Божие есть награда за праведность, — говорит Он.

— Праведная жизнь есть плата за твою праведную жизнь, — говорю я.

Бог есть твой высший судья, таков смысл Его идей.

— Ты сам высший судья твоих поступков, — говорю я.

Он звал следовать за Ним, я же говорю: пусть каждый идет своим путем, пусть наши пути совпадут, и я буду с вами. Я не вознесусь на небо. Я до конца останусь среди вас, безвестный и жалкий проповедник, который учит счастью других, будучи сам несчастен.

И ко всему прочему у Христа не было Богини. Если бы мне пришлось выбирать одно из двух — мировое признание меня в качестве творца новой религии или хотя бы одну ночь обладания моей Богиней, — я бы выбрал второе.

— Первым делом, — сказал я Балбесу, — будущий выдающийся советский дипломат должен научиться по-русски пить. Пить что угодно, когда угодно, в любом количестве, в любых комбинациях. И при этом не терять трезвость. Вернее, терять трезвость можно, но не до такой степени, чтобы искривлять прямую генеральную линию партии и правительства. Пьяней, но в духе последней политической установки. Ясно?

— Гы-ы-ы-ы! — заржал от радости Балбес, — А где взять деньгу на это?

— Папаша оплатит, — успокоил его я.

Обучение умению высококвалифицированно пьянствовать входит в мою систему. Тут есть свои приемы, как пьянеть от малого количества спиртного, и, наоборот, как не пьянеть от большого, как впадать в игриво-шаловливое, юмористическое или в мрачное состояние. Полный курс обучения проходится за два месяца. Но Балбес оказался талантливым учеником, и нам хватило двух недель. Что с ним творилось в это время, лучше не говорить. Мать Балбеса пришла в ужас и хотела дать указание арестовать меня как диссидента. Но отец строго-настрого запретил ей вмешиваться в процесс воспитания ребенка. Через две недели мы с Балбесом, закупив пару поллитровок водки и дюжину бутылок пива, заявились в кабинет Гробыки. Балбес на глазах у изумленного папаши выдул бутылку водки и шесть бутылок пива (остальное выпили мы с родителем). После этого он, не качнувшись, прошелся по прямой линии из конца в конец кабинета.

— Здорово! — резюмировал отец, — Если бы сам не увидел, ни в жизни не поверил бы. Ты (это мне), парень, голова! Вот, держи за труд. Бери, бери! Честно заработано!

Торчал во дворе, ожидая увидеть мою Богиню. Вдруг на меня обрушилось исчадие ада, чем-то напоминающее Богиню, но вдвое старше. Она выпалила хорошо поставленным голосом бывшей комсомольской активистки, что если я не перестану преследовать ее дочь, она заявит в милицию, а то и в КГБ, там у нее знакомый есть. Я заметил, что у нее дрожит веко и слегка дергается шея.

— Минутку спокойствия, — сказал я и коснулся своими пальцами сначала ее век, затем лба, затылка, шеи. Она сначала оторопела от неожиданности, потом, очевидно, догадалась о цели моих манипуляций и покорно вынесла процедуру. Мне потребовалось меньше минуты избавить ее от болезни, от которой ее в течение многих лет не сумели избавить табуны бесплатных наших врачей и тайные шарлатаны, безжалостно дравшие с нее большие деньги. Окончив процедуры, я поблагодарил ее за внимание, извинился за беспокойство и удалился. Мне послышалось, что она вслед произнесла слова «мерзавец», «проходимец», «шарлатан»… Под тяжестью этих слов я опустил голову и согнул спину.