Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наташа ничего не ответила – устала от этого трудного разговора. Внутри был полный раздрай, и даже выпитое вино не спасало, а усугубило этот раздрай еще больше.
Ужасно не хотелось осознавать себя виноватой, ужасно не хотелось! И даже вспомнилось вдруг, как Лялька однажды спросила у нее осторожно:
– Мам… А ты почему одна?
– В каком смысле – одна? Что ты имеешь в виду, Ляль?
– Ну… Почему у тебя никого нет? Почему ты все время дома сидишь, никуда не ходишь? Вон, тетя Катя все время тебя в свою компанию приглашает, я же слышу! Сходила бы, познакомилась с кем-нибудь… С мужчиной приличным… Я бы даже не против была, если бы такой мужчина здесь поселился, с тобой.
– Зачем? Мне этого вовсе не надо, Ляль. Даже странно, что ты мне говоришь об этом.
– Но почему, мам? Ведь тебе тяжело все время одной?
– А я не одна, доченька. Ты у меня есть. Мне больше никого рядом не надо. Ты у меня свет в окошке, ты моя радость и смысл. Вся моя жизнь – только для тебя, Лялечка.
– А когда я вырасту, мам? Что тогда?
– Да ничего не изменится… Я все равно буду жить только тобой. Твоей семьей, твоими детьми. Твоими радостями, заботами, проблемами.
– Хм… А если я, к примеру, в другой город уеду?
– Чего это ты вдруг уедешь, интересно?
– Ну… Возьму и уеду? Мало ли как жизнь сложится?
– Ну, если даже уедешь… Я все равно буду с тобой. В мыслях буду, в чувствах, в переживаниях. Я же твоя мать, Лялечка. Вот когда сама станешь матерью, тогда поймешь…
– Да я же не про это, мам!
– А про что?
– Ну, я не знаю… Просто мне непонятно… Вон, соседка наша, тетя Нина! Уже четвертый раз замуж выходит! У нее трое детей от разных мужей! Мне Вовка, тети-Нинин сын, рассказывал, что этот четвертый хочет его к бабушке жить отправить… А тетя Нина все равно собирается за него замуж, и наплевать ей на Вовку! Она говорит, что я тоже человек, мол, я женщина…
– О, ужас какой… Неужели она так говорит, Ляль?
– Ну да… Вовка ведь взрослый уже, ему восемнадцать. Может и у бабушки пожить… Да и сама бабушка ему говорит – пусть, мол, твоя мать свою жизнь устраивает, она еще молодая! Вот я и подумала – как так-то, мам? Ведь ты тоже вроде как молодая… Тебе ведь тоже надо свою жизнь устраивать, правда?
– Ну какую такую жизнь, Лялечка… Не говори глупости. Меня моя жизнь полностью устраивает. Ты у меня есть, и я всегда буду рядом с тобой. Я живу ради тебя, Лялечка. Мне это в радость, понимаешь? Мне ничего больше не надо, лишь бы у тебя все в жизни сложилось. Вот все-таки жаль, что ты из балетного училища ушла… Столько было труда в это вложено, эмоций моих, переживаний… Я думала, я надеялась… Я на большой сцене тебя видела… А ты меня так огорчила, так… Просто передать не могу! Я с трудом все это перенесла, правда. И долго еще успокоиться не смогу. Да ведь это понятно – такой крах надежд… Ну как так можно было, а? Хоть бы со мной посоветовалась… А то решила сама и постановила! Будто меня и нет!
– Ну все, мам, не начинай. Я это все уже слышала. Захотела и ушла, подумаешь!
– Конечно, захотела и ушла… А обо мне не подумала… Ведь я все для тебя, я живу для тебя…
– Ой, мам… Когда ты вот так повторяешь эти слова, как заклинание, мне плохо становится. Не надо так часто их повторять, прошу тебя, мам.
– Но ведь это же правда, Лялечка…
– Вот и держи при себе свою правду хотя бы! Надоело! Ты будто не слышишь меня, мам! Не слышишь! Не слышишь!
Вспомнила и даже вздрогнула слегка – что ж она в самом деле повторяла это Ляльке так часто? Я все для тебя, я живу для тебя… Думала, она оценит, а оказалось, наоборот? И какая же тут получается жертвенность, если она за нее благодарности от дочери требовала? Жертвенность – это ведь когда ничего взамен не требуют…
Фу, совсем запуталась. Еще и вино голову кружит. И Артем смотрит на нее задумчиво и внимательно, будто читает мысли.
Вот улыбнулся, проговорил не в тему:
– Что это Семен про нас забыл? Где наши ребрышки? Почему не несут?
– Ой, а я уже не хочу… Я так наелась… – вяло улыбнулась она.
– Что с тобой, Наташ?
– А что со мной? Все в порядке со мной… Я сытая и пьяная, чего еще-то? У меня дочь пропала, а я да, я сытая и пьяная! Сижу тут, о жертвенности рассуждаю вместо того, чтобы ее искать! И ты тоже искать ее должен, а не мораль мне читать, понятно? Это ж я тебя наняла! Вот и ищи, а не учи меня, как жить!
Она и сама удивилась этой стихийной гневливости и еще бы что-нибудь выпалила, но у Артема зазвонил телефон, и он ответил с досадой:
– Да, мам… Все хорошо у меня, не беспокойся. В кафе у Семена ужинаю… А что голос? Нормальный у меня голос…
Артем замолчал, слушал молча, что говорила ему мама. Потом проговорил тихо:
– Да, я понимаю, что ты по голосу все чувствуешь… Но у меня правда все хорошо, мам. Не беспокойся, пожалуйста. Хорошо, Семену привет передам, обязательно… Пока, мам… Да, я потом позвоню тебе, конечно…
Наташа видела, как он торопливо нажал на отбой, глянул на нее, будто не узнавая. Будто еще там был, в разговоре с мамой. И спросил, потирая пальцем переносицу:
– Так о чем мы говорили? Напомни…
– Это я говорила, а ты слушал. Я говорила, что не хочу больше нравоучений от тебя. Потому что я обратилась к тебе как к детективу. Если мне будет нужен психолог, я пойду к психологу.
– Да, я тебя понял. Конечно. Я просто очень хочу тебе помочь, Наташа. И дочери твоей помочь. Не просто ее найти, а вам обеим – помочь.
– Да чего это ради? Кто мы тебе, чтобы ты нам помогал?
– Да сам не понимаю, чего ради… Просто по движению души… Не хочу, чтобы ты, как моя мама, перечеркивала свою жизнь жертвенностью. И для дочери твоей этого пути не хочу… Потому что он изначально порочный, как ты этого не понимаешь?
– Нет. Не понимаю. И не вижу ничего страшного в том, что мать звонит сыну и спрашивает, где он и с кем. Что интересуется его жизнью.
– Она не просто звонит, она контролирует. Это две большие разницы, Наташ.
– Ну и пусть контролирует… Жалко тебе, что ли?
– Дело не в жалости… Дело в том, что она истязает себя вечной тревожностью. А мне от этого только хуже… Вот и получается, что ей плохо и мне плохо. Как-то так…
– Ой, да не придумывай лишние сложности! Большинство матерей всю жизнь живут в тревоге за детей, и это нормально! И большинство из них собой жертвует! Ну не могут они по-другому, пойми… Это ведь чисто женское ощущение, тебе не понять…
Они не заметили, как подошел к столику Семен, и очнулись, когда он спросил осторожно:
– У вас все в порядке, ребята? Вижу, так отчаянно что-то выясняете друг с другом…
– Да ничего мы не выясняем! Просто поспорили немного, вот и все, – поднял на него глаза Артем. – И вообще, где обещанные ребрышки, а? Я тут Наташе расхвалил твое коронное блюдо, она ждет…
– Ой, да ничего я не жду… – вяло воспротивилась Наташа.
А Семен вдруг огорчился ужасно:
– Как? Вам еще не принесли? Ничего себе… Сейчас пойду разберусь… Через две минуты все будет, обещаю!
Семен исчез и вскоре снова появился, неся перед собой поднос. Поставил тарелку перед Наташей, и запах пряных приправ ударил ей в нос. Такой аппетитный, что и впрямь захотелось попробовать.
Это было действительно вкусно. Так вкусно, что и сама не заметила, как уплела все, и откинулась на спинку стула, вытирая пальцы салфеткой. Проговорила с неловкостью:
– Я ж никогда так много не ем… Скажи Семену – это и правда вкусно…
– А что я тебе