Месть русов обрушилась на берега Каспия, словно гром небесный. «Толпы» воинов наводнили Джиль, и Дейлем, и города Табаристана, и злосчастный Абескун, и Нефтяную страну, как называли окрестности нынешнего Баку – там в большом количестве из земли выходили нефть и природный газ, последний, кстати, использовали для священных неугасимых огней зороастрийцы, для которых эти края были излюбленным местом паломничества. Воины русов добрались и до Ардебиля, в долине рядом с которым сложил когда-то голову арабский полководец Джеррах, в войске которого сражались «сакалиба»-славяне – как и в разгромившем его войске хазарина Барджиля. Не ожидавшие нападения с моря – тем паче столь огромного войска – местные жители не могли организовать сопротивление. Войска ибн-абис Саджа, арабского наместника в Армении и Азербайджане, были разгромлены пришельцами, как и отряды дейлимитов – воинственных горцев южных берегов Каспия. Всюду лилась кровь, неслись закованные в железо воины, пешие и всадники [29] , убивали, жгли, уводили в плен. Награбленное и пленных свозили на острова у азербайджанского побережья, словно провоцируя своего главного кровника, ширваншаха. Али ибн аль Гайтам имел неосторожность «повестись» на эту приманку. Весь его флот и несколько купеческих судов, наполненных вооруженными до зубов мусульманами, двинулись к островам. Навстречу им вышли боевые корабли русов. Вся флотилия вкупе со своим правителем отправилась кормить разжиревших в тот год безмерно каспийских осетров. Тысячи трупов в чалмах и полосатых халатах плыли по воде, и сытые чайки переступали по набухшим спинам, выискивая местечки повкуснее. Погибшие два года назад русы были отомщены стократ, но мстители задержались еще на несколько месяцев – наверно, чтоб не остаться внакладе, отдав половину добычи алчному правителю Хазарии.

Вскоре отяжелевшие от добычи и пленников ладьи подошли к Итилю. Посланцы русского вождя отправились вручить каган-беку оговоренную долю добычи. Любопытно – они успели дойти до ладей? Или уже по пути к ним увидели заливающую берег стальную лавину – пятнадцать тысяч аль-арсиев, лучших воинов каганата, закованных в железную чешую от конских колен до ощеренных личин шлемов. И мусульман по вероисповеданию. Впереди них, вполне возможно, ехал с тяжелым палашом в руке тот самый Ахмад бен Куйя, которого пытаются выдать за сына основателя Киева. А за их спинами валило толпище в полосатых халатах – все взрослые мужчины-мусульмане многолюдного торгового города Итиля. С ними были и христиане – ради общей ли ненависти к язычникам-русам, или просто в надежде ухватить что-то из богатой добычи.

А с красных кирпичных стен Кемлыка, дворца каганов, осененных пятиугольными щитами Соломона, наблюдал за резней на берегу, любовно оглаживая густую вьющуюся черную бороду и прядки-пейот над ушами, улыбаясь полными губами, каган-бек Аарон бар Беньямен, владыка Хазарии. Человек, которому его вера не то что дозволяла – вменяла в обязанность обмануть доверившегося ему язычника-акума. Тем паче из ненавистного «народа Рос». И вместе с ним жмурил от злорадного удовольствия узкие щели окон весь огромный город, разжиревший на поту славянских рабов и крови тех, кто не желал быть рабами.

И тихо плакали по темным углам, не смея потревожить злого ликования своих «богоизбранных» господ, славянские невольницы.

Пять тысяч русов, по словам Масуди, вырвались из кровавой ловушки, в которую превратился для них Итиль. Тридцать тысяч трупов осталось лежать на речном берегу, и головы их свалили на городской площади. Вырвавшиеся, бросив суда, попытались прорваться из каганата сушей…

Но уже гудела степная земля под конскими копытами, уже мчались, науськанные каган-беком, орды кочевников-буртасов, вассалов кагана…

Мало кто из ушедших на Хвалынское море вернулся в родной дом.

Но где он находился, этот дом? Вряд ли в Киеве. Во всяком случае, несколькими годами позже, когда, натравленные хозяевами каганата, «приидоше печенеги первее на Русьскую землю», киевский великий князь Игорь сумел так встретить кочевников, что те откатились аж к Дунаю. А еще пять лет спустя в летописи появилась скромная строчка «воеваша Игорь на печенегов», после чего киевский государь оказался в состоянии, как мы видели, «повелевать» печенежским ордам – а те, в свой черед, почти полвека не смели показываться у русских границ. Чтоб полностью осознать величие сделанного правителем Киева, надо подчеркнуть, что из европейских правителей оседлых народов он был первым , сумевшим разбить кочевников на их территории, в степи. До него это пытались сделать Кир, основатель персидской империи, его потомок Дарий и полководец Александра Македонского Зопирион. Больше всего повезло Дарию – тот не только спасся сам, но даже умудрился вывести какую-то часть войска. Недаром, знать, был прозван Великим – а может, все дело в размерах армии, которая, по словам древнегреческого историка Геродота, насчитывала семьсот тысяч воинов. Для сравнения – в великой армии Наполеона Бонапарта, императора Франции, было «всего» шестьсот тысяч. Киру повезло меньше – в Персию вернулись лишь рассказы о том, как предводительница кочевого племени сунула его отрубленную голову в бурдюк, наполненный кровью его воинов. А менее всего повезло Зопириону – его фаланги исчезли в степи, как камень в море. Ни слухов, ни рассказов об участии несчастных македонцев. Видимо, учтя этот опыт, грозные римляне даже не пытались сунуться в степь. И никто из оседлых народов не пытался – до Игоря Рюриковича, Игоря Сына Сокола.

Спрашивается – мог ли киевский великий князь совершить такое, избавить два поколения русских людей от страха перед степью, если бы понес столь страшное поражение? Не знаю, как Вы, читатель, а я сильно в этом сомневаюсь. Сомневаюсь и в том, что на берегах Итиля гибель нашел предшественник Игоря, некий князь Олег II, сын Олега Вещего, как предполагают С.Э. Цветков и В.В. Кожинов. Силы Киева, кто бы ими ни предводительствовал, не пострадали в тот год. Иначе это обязательно сказалось бы на положении Киевской Руси, учитывая размеры потерь – сказалось бы катастрофически. Между тем тот же аль Масуди сообщает, что Черное море (Нейтас, по-арабски) именуется Русским (что подтверждается и нашими летописями), «оттого, что, кроме русов, по нему никто не смеет плавать». «Рекой русов» он именует Дон. Лев Диакон рассматривает Керчь – Боспор Киммерийский – как базу нападений Игоря на империю. Это ли народ и держава, только что страшно и бессмысленно потерявшая десятки тысяч сыновей? Неужели Аарон бар Беньямен пропустил столь великолепный случай поставить ненавистный «народ Рос» на колени, а еще лучше – раздавить, уничтожить навсегда, «все, что в городе, и мужей, и жен, и молодых, и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребить мечом» – по заветам Моисея, Иисуса Навина, кроткого царя Давида?!

Но а как же, возразит мне, возможно, начитанный читатель, знакомый с книгами по этому периоду русской истории, как же кембриджский документ, как же «царь русов Х-л-гв», разбитый и покоренный «досточтимым Песахом»?

Поясню для читателя, не столь хорошо ориентирующегося в теме. В 1912 году С. Шехтер обнаружил в Кембриджской библиотеке и тогда же издал любопытный источник на древнееврейском языке об истории Хазарии Х века. Два скрепленных между собой бумажных (?!) листка исписаны с обеих сторон крупным квадратным письмом. По одной версии, это вариант переписки каган-бека Иосифа, сына Аарона бар Беньямена, с Хасдаем ибн Шафрутом. По другой – рассказ некоего хазарина, избежавшего гибели при разгроме русами каганата, своему новому господину о судьбах Хазарии. Говорится там, как «злодей Романус», император Византии, сперва начал гонения на иудеев, а потом подстрекнул правителя русов «Х-л-гв» напасть на хазар. В ответ «досточтимый Песах» пошел войной на «Х-л-гв», разгромил его и заставил воевать (?!!) против Византии. Там «Х-л-гв», потерпел поражение от «греческого огня», бежал и погиб в Персии.