рыбака… Борь, не тупи, у тебя ж мобильный постоянно в кармане.

— Шутка. Как оно отдыхается?

— Погодка супер. Девочка не хуже. Купил тебе литр краденого коньяка.

— Экономишь?

— Дурень! Такого в магазине не купишь — первый разлив! Пил бы и пил… Что там у нас по Мотьке?

— От свиданий с адвокатом и родственниками отказывается. Передач не принимает. По ходу, сломался парень уже на предварительном этапе.

— А по существу?

— По давней статейке репортера я допросил. Парень ничего не знает. Писал под диктовку главного. Главный изложил версию примерно в том же духе. Ведущий дело полицейский чин мало чего добавил. Короче, некто подарил старичку фуникулер, отключил ток, перерезал канат. А потом вдруг остановился.

Отвиселись мужики до утра. Промерзли до костей. Пере… до седых волос. На подозреваемых так и не вышли. Руками разводили — мол, понятия не имеют, кто бы мог им всем желать смерти.

— Значит, пустышка?

— Не похоже. Было у них что-то общее. Было! И главный редактор мне не понравился. Липкий тип. Но в себе уверен. Думаю, взял на грудь. Теперь и в ус не дует. За потерпевших цепляться нужно…

— Намек понял. Иду дальше.

Михей посмотрел на сладко спящую Людмилу и вышел в соседнюю комнату. Часа три можно поработать без проблем. Потом три поспать. На рассвете он во что бы то ни стало собирался искупаться в море. Говорят, то еще блаженство. А блаженствовать он любил.

— Ну и зайчиков в капусте поискать не помешает. Достали они уже меня! Ну-ка, что у нас здесь? И сразу предупреждаю: я взволнован. Кто не спрятался, пеняет на себя!

Интернет выложил на его запрос сразу несколько страниц похожих словосочетаний. Дружеские встречи, презентации, интервью… Ага! А вот и происшествие с фуникулером… Так, а это что? Губернский суд… длительное разбирательство… вынес оправдательный вердикт… неужели нашел? Когда это было? Ах, даже так…

Ерофей Игоревич поднялся и продолжил:

— Понимаю, вам сейчас нелегко. Но придется раскрыть карты. Я тут табличку изобразил. Прошу всех заполнить…

Разлинованный компьютером листок поплыл по рукам.

— Это как же понимать: слабые места? — вскинул брови Светлов.

— Что за фигня? — вспылил Жук.

— Я же просил вас найти приемлемые способы защиты. Три дня прошло. Никаких предложений не поступило. Поэтому я счел необходимым реализовать собственные… Для того чтобы вас защитить, люди должны иметь представление о возможных способах вашей нейтрализации.

— А сам-то почему ничего не написал? Нелогично получается…

— Вот именно! Нас, видишь ли, решил голыми на улицу выставить. А сам при костюмчике остается…

Присутствующие заговорили разом. Ерофей Игоревич с сожалением констатировал нестройность и немногочисленность хора. Из восьмерки крутых Н*-ских парней, как любили они себя величать лет пять назад, осталось лишь пятеро. Если так и дальше пойдет…

— Бушуйте, бушуйте. Ему это на руку, — повысил он голос. — Ну, кто станет следующим?

— Может, ты сам и станешь? — фыркнул Жук. — Или индульгенцию выкупил? Приобрел, как говорится, иммунитет?

— Погодите, — с места поднялся Сапун. — Эдак нашему «другу» и рук не придется марать. Сами себя уничтожим. Ерофей прав, чтобы защищать, нужно знать хотя бы от чего. Раз уж противник предпочитает оставаться неизвестным.

— А тебе-то о чем печалиться? Твой поезд уже прошел. Причем, мимо…

Олег Олегович махнул рукой и сел на место.

— Вполне вероятно, налицо обычное совпадение. Мало ли народу под колеса попадает. Наш приятель промахиваться не привык. Да и на жизнь он пока не покушался ни разу. Если не считать «конец света».

— А ведь мог! И красиво так все обставил! И ведь каждый на удочку попался аккуратненько. При этом никому не сообщив о собственных намерениях. Вы только прикиньте: восемь здоровых умных мужиков вместо новогодних семейных радостей и корпоративов отправляются чуть ли не на край земли, где с удивлением обнаруживают своих приятелей. Чистый анекдот: восемь упакованных по высшему классу лбов клюют на какую-то дурость о выигрыше… Да нас тогда уже и следовало в расход пустить! Заслужили!

— Да уж, — передернул плечами Светлов. — Я ж высоты с детства боюсь. А тут… темно, люлька во все стороны болтается. И безнадега полная… Все свои грешки до единого в один присест вспомнил…

— А меня следак тогда наизнанку вывернул: откуда, мол, ветер дует. Так я ему и сказал! Чтоб уж окончательно и бесповоротно в параше утонуть…

И снова народ загомонил. Однако на сей раз репертуар сводного хора потенциальных жертв анонимного произвола претерпел существенные изменения. Да и интонации стали значительно мягче. Что ни говори, а у собравшихся имелись точки соприкосновения.

— А как определиться в приоритетах? — наконец решился на заполнение своей графы Гулькин. — Ну, пью я, взятки беру, камень в желчном пузыре имею. Чего писать-то?

— А ты поначалу все напиши на черновике, — протянул ему бумагу Ерофей Игоревич, а потом вычеркивай по убыванию значимости. Что останется, в чистовик внесешь. Можно сразу две позиции. Или три. Взятки можно не писать, это не слабость, а образ жизни. Правда, мужики?

— А то…

К концу второго часа таблица, составленная Раком, имела примерно такой вид:

— Ну, с такими слабыми местами мы долго не продержимся! — Ерофей Игоревич помахал листком перед физиономиями приятелей. — Вы ж не на партсобрание это писали!

— А сам-то, сам…

— Я написал, что посчитал нужным, можете не волноваться. И безо всяких там вредных привычек!

— Ну почему: тяга к водке — чем не пульт управления слабовольной личностью?

— Ладно, — Ерофей Игоревич навис над таблицей, — будем вносить коррективы. И учтите: что-то скроете, сами и виноваты будете. Не силком же в вашу душу лезть!

Жук картинно воздел руки к потолку:

— И это мы называли раем!

— А ты думал: рай абсолютен, в нем есть все…

— …даже ад, — хихикнул Гулькин. — Хочешь в раю остаться, терпи!

— Как-то пропало желание…

— Так, может, пойдешь с миром? А там тебя уже ждут…

— Я бы попросил вас заняться делом. Начнем, пожалуй, с выбывших.

— Царствие им небесное!

— Сплюнь, придурок…

Вскоре напротив фамилии Копейкина значилось: первая и единственная страсть всей жизни — собственный банк. Уязвимость Матвея формулировалась короче: полностью зависим от тестя. Родину достались высокомерие и стремление к мировому господству.

Рак признался в любви к своей должности:

— Я без нее не жилец. Столько лет на гору взбирался. Через что только не переступил — любовь, верность, порядочность. Да я за нее любого порву!

Тут и соратников прорвало. Гулькин конкретизировал пункт «семья» до состояния «ради жены готов на все». Жук исправил «бабы» на «патологический бабник», немного подумал и вписал строчкой ниже: стремлюсь к служебному росту.