— Выпей вина со мной. Пожалуйста…

Она прошла в кухню и села на край табурета. Кларк налил два бокала вина, один поставил перед ней, сам сел так, чтобы перекрыть Лили Роуз возможные пути бегства. Впрочем, нырять рыбкой в закрытое окно она не собиралась, это он зря…

— Лили, я никогда бы не осмелился вмешиваться в чужие взаимоотношения. Это ваше дело, вам его и решать.

— Как это благородно, я сейчас заплачу от умиления. С кем решать, Кларки? Вы же отправили Хантера на задание?

— Никто его на задание не отправлял. Мистер Донован даже не знает, что Дик ушел.

— Что? Что ты несешь?!

— Поэтому я и прошу — выслушай меня. Я действительно много учился, Лили. Меня больше привлекает аналитическая работа, не оперативная — ты же знаешь, я мирный человек.

— Понятия не имею. Мирным был тот Кларк Гейбл, недельной давности. Потом оказалось, что он — фантом. Почему я должна верить нынешнему?

— Потому, что ты не дура. Ты общалась с Кларком Гейблом несколько лет. Думаю, будь ты по-настоящему во мне заинтересована, ты бы почувствовала и второе дно, и некую тайну… но тебя на самом деле вполне устраивал мой схематичный образ — интеллигентный холостяк без вредных привычек. Разве нет?

— Отлично. Опять я во всем виновата…

— Оставим это. Я хочу сказать о Дике Хантере. Я изучал его личное дело и думаю, что знаю, почему Донован обратился именно к нему — помимо, разумеется, объективных обстоятельств.

— И почему же?

— Потому что в психологическом плане Дик Хантер считает себя в ответе за весь мир — и за все творящиеся в нем несправедливости. Он — герой-одиночка, берущий на себя спасение всех и вся. Там, где правосудие буксует — нет достаточных оснований для ареста, в каком-то штате отменена смертная казнь, преступника выпускают под залог, — Хантер не боится взять на себя решение. Он стреляет в преступника не потому, что так решил суд, а потому что тот — преступник.

— Не пойму только, хорошо это или плохо.

— Плохо — потому что возвращает нас в эпоху Дикого Запада. Хорошо — потому что зло многолико, и закон не всегда способен его обуздать. Тогда на помощь призывают таких, как Хантер. Я говорю это тебе потому, что не хочу, чтобы ты считала его предателем или выскочкой. Он действительно оберегает тебя — потому и ушел один. Он считает, что должен разобраться с Тилем Рикманом в одиночку.

— И ваша контора с удовольствием его в этом поддерживает! Там, где руки коротки у АНБ, можно послать вперед одиночку. Убьют — невелика потеря. Убьет он — откупитесь небольшим сроком или большими деньгами в счет освобождения. Загребете жар чужими руками.

— Да.

— Что?

— Ты думала, я стану спорить? Ведь это правда, Лили. Ты сама работала в системе, ты знаешь ее законы.

— И Крейг Донован, его старый друг, спокойно пустит Дика вперед, зная, что тот может погибнуть? Одного?

— Нет, не одного. На рассвете приедет опергруппа. Дик будет впереди — но его прикроют.

— Даже не знаю, что подлее. В тот момент, когда он будет считать себя победителем, из кустов выскочит небольшая армия, оттеснит его в сторону и начнет фотографироваться в обнимку с преступником!

— Ну до такого не дойдет…

— А если вы ошиблись, Кларк? Если ваши расчеты не верны? Вы пустили Дика вперед в качестве наживки, потому что уверены, что Тиль Рикман затаился где-то поблизости. Но, если бы его действия можно было так легко просчитать, почему вы не поймали его раньше? Выходит, он поумнее вас.

Кларк устало посмотрел на нее.

— Чего ты хочешь, Лили?

Она отставила в сторону полупустой бокал, подалась вперед и тихо попросила:

— Отпусти меня, Кларк. Просто отвернись и дай мне выйти за дверь. Я должна быть рядом с Диком, понимаешь?

— Я не могу, Лили. У меня приказ. Я не выпушу тебя, извини.

— Тогда я скажу тебе, где искать Тиля Рикмана, и к Дику пойдешь ты.

В ее голосе звучала такая убежденность, что Кларк Гейбл невольно поверил Лили Роуз и склонился над столом, повинуясь ее жесту. В следующий момент группа очаровательных ангелочков и голубых птичек описала круг почета у его головы, и Кларк Гейбл с блаженной улыбкой погрузился во тьму.

Лили Роуз Чэдвик аккуратно поставила бутылку на место, потом наклонилась над Кларком Гейблом и тихо произнесла:

— Извини, Кларки. Ничего личного. Просто мне очень нужно к Дику. Я собираюсь сказать ему, что он идиот.

Лили Роуз была так воодушевлена своей маленькой победой, что на некоторое время утратила бдительность. Входная дверь оказалась заперта, и она, чертыхаясь, склонилась над замком, когда за плечом у нее раздался негромкий и ласковый голос Крейга Донована:

— Боюсь, он открывается при помощи электронного ключа, мисс Чэдвик.

Лили выпрямилась и развернулась. Дон отметил, что она чертовски хорошо выглядит, хотя глаза и заплаканы.

— Видите ли, Лили, этот дом — не только место отдыха и частные апартаменты. Это еще и довольно-таки секретный объект, на территории которого хранится достаточно много ценных документов, так что меры безопасности…

— И окна, я полагаю, тоже?

— Что? А, ну да, разумеется.

— То есть Дика вы совершенно сознательно выпустили в ночь, одного, не дождавшись никакого подкрепления?!

В ее голосе звучала неподдельная ярость, впрочем, она поутихла, когда Лили Роуз увидела искреннее удивление на лице Донована.

— О чем это вы, черт подери?

— Дик Хантер ушел из этого дома. Судя по всему, достаточно тихо — в стенах не видно проломов, сигнализация не орет, крыша не разобрана. У него был ключ?

— Разумеется, нет… Бож-же, что это с Кларком?

Донован склонился над распростертым на полу кухни Кларком и похлопал его по щекам, а затем укоризненно посмотрел снизу вверх на Лили Роуз.

— За что вы его так?

— Он меня не выпускал.

— И правильно делал, такой у него был приказ. Вы под охраной АНБ.

— Но Дик ушел — значит, его выпустили.

Донован вздохнул.

— Что ж, в таком случае, ваш удар по голове Кларки мы будем рассматривать как справедливое возмездие за нарушение приказа в случае с Хантером… Помогите мне поднять его.

Вдвоем они перетащили Гейбла на элегантный диванчик в углу кухни, и Лили довольно небрежно шмякнула жертве на темечко пакет с колотым льдом для мартини, а затем снова повернулась к Доновану.

— Почему я вам не верю, вы не знаете?

— Потому, что у вас нет для этого ни малейших оснований, Лили. Я — не ваш друг детства, вы не учились со мной в одном классе, не служили со мной в армии и не знаете меня как облупленного.