– Как тебе удалось выжить?

Это был уже другой голос, и я вздохнула с облегчением: я все-таки до них достучалась.

– Меня… забрали с площадки за два дня до окончания охоты.

– Почему? – пожилая женщина не сводила с меня тревожного взгляда.

В моем ответе она ждала спасения. Но что я могла ей ответить?

– Почему тебя не убили? – повторила она.

Потому что зверь решил сделать меня своей игрушкой.

– Потому что ты шлюха?

Вопрос был больнее, чем пощечина, но я молчала. Наступившая тишина давила. От меня все еще ждали ответа.

– Я хочу вам помочь… – наконец пробормотала я. – Рассказать, как здесь все устроено. Посоветовать…

– Если ты не знаешь, как отсюда выбраться, то все свои советы можешь засунуть… – женщина витиевато выругалась на смеси английского и какого-то неизвестного языка. – Подстилка, – с презрением добавила она, сплюнув на пол.

Неожиданно для себя я разозлилась. А ведь еще недавно я точно так же смотрела на Снежану. Можно подумать, что мне дали право выбирать! Хотя выбор есть всегда, и когда я поднялась по ступеням трейлера, я его сделала. Нельзя обижаться на правду. Я – шлюха. Только я променяла тело и волю не на деньги, а на возможность еще немного пожить.

Меня больше ни о чем не спрашивали. Но я упрямо говорила: про ловушки, охрану на башнях, камеры, деление леса на квадраты, рации, егерей… Меня распирало от количества информации, которую я хотела передать. Я предупреждала, упрашивала, советовала, но мои пламенные пассажи разбивались о стену равнодушия. Люди понимали, что я не могу ответить на главный вопрос: как отсюда выбраться живыми? Я рассказала обо всем, кроме бункера. Он будет моим последним козырем.

Ближе к ночи я выдохлась, да и остальные тоже устали – и от меня, и от давящего отчаяния. Народ засыпал: кто-то сам, а кто-то благодаря снотворному. Свою бутылку я отдала тайке, чтобы она напоила старика. Ворочаясь, я слышала, как он тяжело дышит, а она успокаивающе что-то ему шепчет, иногда всхлипывая.

Утром я проснулась одной из последних. Вокруг меня уже царила суета, сопровождаемая позвякиванием цепей: разбирали ланч-боксы с завтраком. Гадая, как я могла проспать приход егерей и охраны, я поднялась. Мысль о том, находился ли среди них Джейсон, я старательно отгоняла. К окну, тем не менее, подходила довольно часто, но ни разу его не увидела. Погода портилась: облака сгущались, моросил дождь и к обеду перерос в ливень. В бараке стало прохладно. Матеря мешающийся наручник, я натянула один рукав кофты, а второй просто накинула на плечо. И с ногами забралась на кровать. Живот ныл, есть не хотелось.

Мои вчерашние призывы обзавестись самодельным оружием были проигнорированы, как и новые попытки обзавестись единомышленниками.

– В лесу есть где спрятаться, – убеждала я молодую женщину, которая продолжала плакать и второй день отказывалась есть. – Бежим вместе, я покажу.

Вместо ответа она снова уткнулась в подушку. Я переключилась на тайку, все еще сидевшую на кровати старика.

– Ему нужно сделать перевязку, я принесу ткань.

– Не говорить с тобой, – она покачала головой.

Проходившая мимо нас пожилая женщина неожиданно остановилась.

– Если ты действительно хочешь помочь, попроси своих… – она брезгливо поморщилась, подбирая слово, – любовников нас отпустить.

Меня захлестнула волна ненависти. Никого не интересуют благие намерения. Для этих людей в бараке я навсегда останусь чужой. Подстилкой тех, кто их убивает.

– Вы приехали сюда добровольно, – раздраженно выпалила я. – Так что не нужно делать из меня исчадье ада – это вам захотелось легких денег.

– Легких? – взвилась женщина. – Мы приехали сюда работать! Продали все, чтобы купить билеты и оплатить визы…

Ее голос сорвался. Я пристыженно вернулась к своей кровати. Тяжелый ком в груди не давал вздохнуть. Я больше ни с кем не разговаривала, размышляя, что делать завтра. Я не надеялась, что Джейсон передумает и заберет меня из барака до охоты – за два дня он ни разу здесь не появился, – и, закрыв глаза, восстанавливала в памяти план площадки, вспоминая местонахождение бункера. Когда совсем стемнело, я подошла к окну. Отсюда просматривался только вход в монтажную. Представив, что Джейсон сейчас сидит за мониторами, я перевела взгляд в угол, где висела одна из камер. Интересно, есть ли в ней режим ночного видения? Видит ли он меня? Думает ли обо мне? Засыпая, я не могла выкинуть эту мысль из головы.

От истеричного вопля сердце сжалось в тисках страха. Я распахнула глаза. Озираясь, люди вскакивали с кроватей. Кричала тайка, испуганно указывая куда-то в глубь барака. Уже рассвело; из-за туч было темнее, чем обычно, но даже в этом полумраке я разглядела неестественно изогнувшийся силуэт. Повесилась молодая женщина, которую я вчера уговаривала спрятаться вместе. Пропустив через спинку верхней кровати цепь от наручника, она намотала ее на шею и шагнула с матраса вниз. На шум сбежалась охрана. Пока сообщали о случившемся по рации и пока до барака добежали егеря, тело продолжало висеть. Никто не сделал попытки даже прикрыть его.

– Да снимите же ее! – не выдержала я.

Царапая пальцы о цепь, я пыталась размотать затянутую петлю. В дверях появились егеря, народ привычно отступил к стенам. Мои глаза наполнились слезами, но я не могла их вытереть, продолжая яростно дергать цепь. Сатиру еле удалось меня оттащить. Механик прошел в глубь барака. Он ни в кого не целился, но людям было достаточно видеть пистолет в его руках – никто не шелохнулся.

– Снимите ее! – рыдала я.

– Сядь на свое место.

– Сатир, пожалуйста, – умоляла я, пока он тащил меня к кровати. – Хоть сейчас будьте людьми…

В дверях появился Англичанин и, достав из кармана ключ от наручника, прошел вперед. Я с облегчением закрыла глаза.

Тело быстро вынесли и погнали народ следом – заминка не должна была сказаться на охоте. Я вышла последней и поежилась, оказавшись на открытом пространстве. Засунув руки в карманы кофты, я подняла глаза к небу. Тучи все еще висели над лесом, но дождь уже закончился. Только прохладный ветер и лужи напоминали о вчерашней непогоде. Егеря взяли нас в кольцо, привычно не опуская винтовок. Я отыскала Джейсона взглядом – он не обращал на меня внимания, даже лица не повернул. Пока столпившийся у барака народ испуганно озирался по сторонам, охотники изучали нас, перебрасываясь шутками и комментируя выбор друг друга. Седовласый, которого все называли Олдмен, казалось, смотрел поверх голов, а качок, похожий на военного – Полковник, – наоборот, внимательно изучал лица. Латиноамериканец – по прозвищу Снафф-мен – скалился над едким комментарием Психопата. Разглядев в толпе меня, Кьяра восторженно ахнула:

– Ты все-таки передумал?

– Ты же хотела ее погонять, – пожал плечами Джейсон, по-прежнему не взглянув в мою сторону.