Так оно и вышло. Ученики, без труда понявшие, что имеют дело с жульничеством, подвергли Вифанское семейство остракизму. Сестры переживали это очень тяжело и стали просить Иуду, чтобы тот заступился за них перед единоверцами, взяв часть вины на себя. Иуда смекнул: дело начинает пахнуть изгнанием из общины, что для него было полной катастрофой. Это победителей не судят, а вот погоревшему агенту вряд ли стоит рассчитывать на снисхождение при неизбежной финансовой ревизии дел. Некоторое время ему удавалось маневрировать, оттягивая решительный разговор, но на «вечере пролитого мира» сестры предъявили Иуде ультиматум: или он сам поведает общине о своей роли в воскрешении Лазаря, или это сделают за него. Иуда понял, что все кончено, и настала пора выходить из игры; покинув трапезу, он отправился прямиком к первосвященнику Каиафе.

Да, он, Иуда из Кариота, долгое время сопровождал пресловутого Иешуа Назареянина. Теперь, однако, пелена упала с его глаз; он осознал, что этот галилейский смутьян, не ведая что творит, ведет еврейский народ к бунту и кровопролитию, прямо под римские мечи. Да-да, «Лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели весь народ погиб», – великолепно сказано, Ваше Святейшество, это кто-то из древних пророков? Вы сами!? Воистину счастлив народ, имеющий таких пастырей! …Ну конечно, устраивать открытый процесс было бы чистым безумием – тут окажешься по уши в дерьме при любом его исходе. Однако между арестом и судом с человеком могут произойти всякие неожиданности; да и сам арест… как бы это выразиться… открывает разнообразные возможности; ну, в том числе и «попытка к бегству». Нет, в Иерусалиме, прямо на улицах, конечно, нельзя – да и зачем? Он ведь имеет обыкновение останавливаться со своими присными на ночлег за городом, в тишине и уединении. …Ну-у-у, в каких местах – так прямо и выложи вам все на блюдечке! Вам, Ваше Святейшество, надлежит еженощно держать под рукой караул из верных людей, а все остальное – мои проблемы; да, думаю, несколько дней, к Пасхе управимся. Только глядите, аккуратнее, а то у вас прямо в самом Синедрионе орудуют некоторые… вот-вот, они самые. Нет, никаких денег мне не нужно. И опять не угадали: никакой игры в прятки – я, наоборот, желаю получить официальную благодарность Синедриона; ну и охрану – символическую, на недельку…

Текстуально воспроизвести эту беседу я, разумеется, не берусь, но за суть – ручаюсь. И я должен честно признать: этот прохвост безошибочно нашел как бы не единственную лазейку, позволявшую ему – при благоприятном раскладе – выйти сухим из воды. Судите сами, проконсул.

Какие вообще возможности открывались перед Иудой? Махнуть рукой («пусть все идет, как идет») и обреченно ждать суда и тюрьмы за растрату – это мы, конечно, отбросим не рассматривая: не тот человек. Наиболее очевидный вариант – выйти из игры по-тихому и, выкопав накопленные денежки, исчезнуть в сутолоке ближневосточных мегаполисов, – к сожалению, тоже не выход: наша служба таких шуток страсть как не любит. Провести весь остаток жизни занесенным в Лист всеимперского розыска, постоянно меняя дешевые гостиницы и шарахаясь от собственной тени, – чем это, в сущности, лучше тех нескольких лет тюрьмы, что светят по первому варианту? В принципе, есть еще такой экзотический выход: исчезнуть в зелотском подполье, начав карьеру религиозного фанатика и «честного террориста». В этом случае мы, как легко догадаться, уж как-нибудь изыскали бы способ довести до службы безопасности зелотов подлинные материалы о прежних подвигах Иуды на ниве борьбы с терроризмом.

Можно, конечно, бежать на территории, находящиеся в сфере влияния Парфии, но здесь у Иуды возникнут свои проблемы. Все Евфратское приграничье чрезвычайно плотно контролируется парфянской контрразведкой; жить там нелегально – в два счета угодишь на кол как действующий римский агент, что уж вовсе глупо. Остается явка с повинной; в этом случае перебежчика ждут долгие изнурительные проверки. Шансы Иуды пройти их я оценил бы весьма пессимистично: его подлинная история, к несчастью, как две капли воды смахивает на стандартную легенду для инфильтрации.

Ну ладно, допустим, что перебежчик убедил следователей в своей искренности и тем избег казни. Думаете, на этом его злоключения окончатся (так сказать, «на свободу – с чистой совестью»)? Как бы не так! Его просто-напросто ждет перевербовка с последующей заброской в родную Палестину, причем с предельно опасным или кровавым заданием (например, в качестве так называемого «невозвратимого агента» – носителя дезинформации). Предел мечтаний, не правда ли? Впрочем, все приведенные выкладки по «парфянскому» варианту сугубо умозрительны. Дело тут в характере операций на парфянской границе, с которых начинал некогда свою карьеру спецназовец Демиург. Некоторые из них оставили по себе такую память, что я – попав в Иудино положение – рискнул бы возвратиться в те места, лишь безуспешно перепробовав в качестве убежища все остальные уголки Ойкумены, включая жерло Везувия…

Итак, проконсул, мы с Вами вычислили методом исключения единственную силу, способную – при соблюдении ряда условий – гарантировать Иуде безопасность. Сила эта – официальные иудейские власти. Какой товар, однако, может предложить для торговли с ними Иуда? Ненавидя Иешуа всеми фибрами души, первосвященники явно опасаются суда над ним – иначе они бы уже давным-давно арестовали его прямо на улицах Иерусалима. Иуда же берется организовать ликвидацию Учителя, используя именно свои возможности члена общины, и прежде всего – сведения о загородных ночных убежищах Назареянина. Такую информацию Синедриону действительно взять больше неоткуда, и поэтому надо вступать в сделку с Иудой на его условиях.

Условия же эти таковы. Иуда в этой сделке выступает перед первосвященниками в качестве сподвижника Иешуа, тщательно скрывая свою вторую ипостась – римский агент; когда же дело будет сделано, он обязательно должен предстать перед римскими властями в качестве именно официального доверенного лица Синедриона. Разумеется, Иуда, при его навыках и опыте, без труда мог бы ликвидировать Учителя и в одиночку, но только кому он после этого был бы нужен? Синедрион, несомненно, тут же отмежевался бы от всей этой грязной истории – кровавых разборок в какой-то полубандитской галилейской секте. Поэтому Иуде было необходимо, чтобы кровью оказались замазаны обе «высокие договаривающиеся стороны».

В случае успеха в нашей с Иудой партии возникла бы спасительная для того патовая позиция. Мы не могли бы арестовать Иуду за растрату, не раскрывая перед иудейскими властями его роли в операции «Рыба»; легко представить, какой скандал разразился бы в этом случае. Разумеется, мы могли бы спустя некоторое время ликвидировать предателя, но чего ради? О своей работе на нас (и в особенности о «Рыбе») он был бы заинтересован помалкивать до гробовой доски, причем даже больше, чем мы. Иешуа обратно не воскресишь, операцию заново не начнешь; это была бы просто месть, что, вопреки распространенному заблуждению, вообще не в традиции разведок. Более того: если бы Иуду вдруг осенила фантазия разболтать правду о «Рыбе», то мы бы публично порекомендовали ему обратиться к психиатру, – и дело с концом; а вот убить его – это означало бы собственноручно проставить на таком заявлении исходящий номер и приложить гербовую печать. Что же до мести, то с этого момента Иуде, конечно, пришлось бы опасаться зелотов, но тут уж, как говорится, из двух зол… Короче говоря, проконсул, если бы события развивались так, как спланировал Иуда, нам действительно пришлось бы оставить его в покое.