— Может, чтобы продать? Макс в последнее время стал хорошо одеваться, я знаю, он делал заказы в иностранных интернет-магазинах. Помните, ему как-то прислали кожаные мокасины, очень красивые, а они не подошли ему, оказались малы, и он продал их Смушкину?

И вдруг, безо всякого перехода, воскликнула:

— Как же хорошо, что мы отключили телефоны! Вот бы сейчас началось, нас бы вызвали на работу, начали бы допрашивать! Бррр!.. Нет-нет, будем сидеть здесь. Тропинина же не знает, где мы!

— Нет, — успокоила ее Тамара. — Откуда ей знать? Вы же слышали разговор, она сказала пару фраз и отключила телефон. Господи, бедная женщина, даже страшно подумать, в каком она сейчас состоянии.

— Да Смушкин же рядом, успокоит, — с какой-то грустью в голосе проговорила Наташа.

— А что это ты так о нем?

— Он всегда мне нравился. Такой вежливый, культурный мужчина. Спокойный, умный. Всегда мечтала иметь такого мужа. Вот я, к примеру, полная его противоположность, бешеная, взрывная, энергичная, шумная. А мужа мне надо такого, как Михаил Ильич. Он бы меня успокаивал, любил, обнимал, а я бы готовила ему куриный суп с клецками, а на завтрак варила бы ему какао…

— Размечталась! — засмеялась Тамара. — Хотя, ты знаешь, он действительно подошел бы тебе. Не знаю, чего ты ушами хлопала, давно бы уже захомутала Мишу. Подумаешь, старше тебя, не очень красивый, ростом не вышел… Но как человек хороший, порядочный, надежный. И при деньгах, между прочим. Представляешь, какие у него пациенты бывают?

— Знаю-знаю, наслышана!

— Вот и я об этом же.

За десять минут до наступления Нового года все трое сели за стол.

Конечно, забыть вот так сразу обо всем, что произошло за последние часы, было невозможно. Однако, когда пробили куранты, новогоднее праздничное волнение сделало свое дело, все выпили шампанского, поздравили друг друга с Новым годом, пожелали здоровья и счастья, поклевали салаты и вновь вернулись к больной теме — двойному убийству.

— Я вот не понимаю, — говорила Наташа, — кому это понадобилось забирать трупы отсюда. Ну вот совсем не понимаю. В голове не укладывается.

— Так ты же сама и ответила на свой вопрос, не помнишь? Сто тысяч тому, кто сообщит о местонахождении Тропинина, — пожала плечами Соня.

— Да это я просто предположила, но чем больше я об этом думаю, тем больше сомневаюсь в этом. Дурь какая-то! И не верю, что этому человеку заплатят деньги. Кощунство какое-то — платить тому, кто нашел его труп!

— А меня беспокоит другое — кто этот человек, который знал, что трупы здесь. Кто?

— Уж точно не убийца, — сказала Наташа. — Убийца сделал свое черное дело и сбежал. Возможно, прихватив с собой… Так, постойте. Мы все про одежду говорим, а деньги? Где сумочка девушки? А кошелек Макса?

— Если там было что-то ценное, то убийца взял это с собой, — сказала Тамара.

— Ты уверена? Даже если это, к примеру, Тропинина? Да она бы в сердцах убила голубков и сбежала! Она же не профессиональный убийца, она действовала как во сне, колола куда попало…

— Вот в этом-то и дело! Не могла это сделать Тропинина, мы же уже говорили об этом. Девушку еще могла убить, но не так демонстративно… Я хочу сказать, что если бы она задумала убийство соперницы, то сделала бы это тайно, заманила бы куда-нибудь, отравила, а потом закопала труп. Все, нет девушки. Пусть Макс помучается, но будет жив. Нет-нет, она не могла его убить. Да и удары были какие-то глупые…

— Ну, ты и скажешь тоже… Глупые!

— Говорю же, она действовала как сумасшедшая!

— Хорошо, но тогда зачем же ей было забирать с собой вещи?

— Нет-нет, девочки, все не то… — замотала головой Тамара. — Скорее всего, их убил муж, Закатов. Или же кто-то из его окружения, какое-то доверенное лицо.

— В это я тоже не верю. Закатов не бандит. И поручать кому-то убить собственную жену тоже не стал бы из опасения, что будет на крючке того убийцы. Он мог сам приехать сюда, выследить ее, ворваться в дом и убить их двоих!

— И приехал с шилом? Или с заточкой? Да он что, зэк какой-то, что ли? Такие люди, как Закатов, имеют оружие. Он скорее пристрелил бы их. Или одну жену. Или, наоборот, Макса.

— А что будет, если убийцу поймают и он расскажет, что убивал здесь, в этом доме? — захныкала, возвращая к своей больной теме, Соня. — Полиция приедет сюда, а здесь… мы!

— Ну и что? — развела руками Тамара. — Уж не хочешь ли ты сказать, что нас троих заподозрят в убийстве? Это же полная чушь!

— Вот именно! — поддержала ее Наташа. — Мы просто приехали сюда, ни сном ни духом, что называется. Накрыли на стол, сели праздновать. И откуда нам могло быть известно, что Макс с девушкой встречались в этом доме или, тем более, что были здесь убиты? Ты, главное, Соня, молчи. Ты ничего не знаешь. И мы тоже ничего не знаем. Просто приехали сюда праздновать. Все. Для тебя главное — не проговориться!

— Девочки, но какой-то смысл во всех этих перемещениях трупов и исчезновениях вещей должен же быть!

— Так, постойте… Соня, на девушке были украшения?

— Нет, кажется, не было… Думаю, я бы заметила.

— Вот вы спрашиваете себя, кто убил их, да? Типа, если вещей и драгоценностей, денег нет, то это убийство не из-за ревности, что это просто какой-то посторонний жестокий убийца, который совершил все это тупо из-за денег, что он еще и грабитель. Девочки, но разве вы не понимаете, что все это, я имею в виду отсутствие денег и ценных вещей, — просто спектакль, попытка представить преступление именно таким образом, чтобы убийцу не искали в ближнем круге!

— Да, ты права. Такое действительно может быть.

От шампанского перешли к водке.

Наташа заплакала, она, еще недавно самая крепкая и призывающая всех к тому, чтобы держаться, стояла возле окна, глядя, как за прозрачной стеклянной стеной дома бушует метель, заметая сад и дорожку к воротам, и тихо скулила, а потом и вовсе начала подвывать:

— Девочки… Я не верю, что его нет в живых. И все это — просто страшный сон! Он жив, жив! Такие, как он, не могут вот так нелепо, страшно закончить свою жизнь. Это невозможно, несправедливо! Я сейчас проснусь и окажусь в своей постели, а за окном — чистый, убеленный снегом город, и люди в нем ходят по заснеженным тротуарам счастливые, улыбающиеся, и жизнь прекрасна! А в больнице в операционной со скальпелем в руке работает наш чудесный доктор Тропинин, и на его голове цветная в маленьких ромашках по голубому полю шапочка. А в ординаторской на кожаном диванчике лежит аккуратно сложенный кем-то из наших его белый свитер с коричневыми оленями… Когда я вязала его, то думала о нем, о том, как ему будет в нем тепло, и что он, возможно, тоже, надевая его, вспомнит про меня… Вот такая я дура!

— Не люблю я зиму… — сказала Соня. — Зима — это смерть всех растений и многих диких животных. Вот куда им спрятаться, бедным, а? Зайцы, лисицы, даже волки — мне всех жалко! Где они сейчас? Прячутся по своим норам? А думаете, в норе тепло? Там тоже холодно и темно. Вот они скукожатся там, будут греться друг о друга, а наверху, в лесу, завывает метель…