Ребекка раздавила ногтями несколько хлебных крошек о столешницу.

– Меня удалили, – сказала она. – Альф Бьернфут передал следствие фон Посту.

– Вот это да! С какой стати?

– Он говорит, что якобы боится возможности предвзятого отношения, раз я живу в той же деревне. Но мне думается, что фон Пост просто очень хотел отобрать у меня это дело. А Альф просто…

Ребекка не договорила и пожала плечами.

– Ты разговаривала с ним?

– Кратко.

Дождавшись, пока Кристер поставит перед ней чашку и нальет кофе, она добавила:

– Я назвала его жополизом.

Кристер расхохотался.

– Отлично! Хорошо, что ты не впала в состояние аффекта.

Ребекка ухмыльнулась и подула на свой кофе.

– Не надо относиться к этому как к личному, – сказала она деланым голосом. – Я нарисовала сердечко вокруг его решения и постаралась увидеть ситуацию его глазами.

– Глазами жополиза.

Кристер посмотрел на Ребекку. Ему удалось поднять ей настроение. Ему всегда хотелось этого. Пошутить с ней, когда она впадала в уныние. Теперь она широко улыбалась. Он видел ее язык. Какие у нее яркие губы! Без всякого предупреждения в голове начинали тесниться запретные картины. Ему пришлось отвернуться от стола, приняться за мытье посуды. Зачем она все время движется? Качает головой. Пожимает плечами, так что груди приподнимаются под кофтой.

– Даже не знаю, что на меня нашло, – сказала Ребекка. – Я жутко разозлилась. Все произошло так быстро. Но сейчас…

Она снова пожала плечами, вид у нее был усталый и подавленный.

– В этом нет ничего странного, – ответил Кристер. – Человек имеет право обидеться и рассердиться, если с ним плохо обошлись.

– Да. Во всяком случае, я не намерена ходить туда, пока они занимаются этим расследованием. Возьму весь отпуск, который у меня накопился.

Отпив несколько глотков кофе, она постучала ногтем по чашке.

– Как ты думаешь, что с ней произошло?

– Даже не знаю, – проговорил Кристер тихо, словно Маркус мог услышать его со двора. – Остервенелые удары. Может, кто-нибудь в деревне с ума спрыгнул. Суль-Бритт не любили. О ней распускали всякие сплетни. Такой человек легко может стать жертвой сумасшедшего, который мечтает убить знаменитость – или хотя бы ту, кого все в деревне называют шлюхой.

– Чья вина? – пробормотала Ребекка. – Если вся деревня, сидя дома за кухонным столом, называла Суль-Бритт Ууситало шлюхой. Показывала на нее пальцем. А потом у кого-то начался психоз, и он решил ее прибить. Кто виноват? Деревня? Я? Я ведь тоже живу там, но предпочла не видеть, не знать.

Кристер Эриксон не ответил. Взгляд Ребекки был устремлен на дно чашки, словно она надеялась разглядеть там правду. Потом она вдруг вскинула голову. Вспомнила, что – дьявол! – она же обещала купить продукты Сиввингу. Вскочила, поблагодарила за ужин.

И ушла. Щена она забрала с собой. Веру оставила – ради Маркуса.

Кристер Эриксон остался стоять посреди кухни. Чувствовал, что все в нем перевернуто вверх дном. Как всегда, когда она неожиданно врывалась в его мир и так же стремительно уходила. Он подумал, что Дикий пес наверняка пожелает мороженого на десерт.

Анна-Мария Мелла сидела у себя дома за кухонным столом и жевала холодный блин. Приборы лежали нетронутые, она поглощала его, как бутерброд, даже не заботясь о том, чтобы разогреть. Роберт и дети целый день ели у его сестры. Так что она могла побыть наедине со своими мыслями.

«Вот проклятая история!» – подумала она и положила локти на стол. Брусничное варенье капало на клеенку. Она вытерла его указательным пальцем и облизала.

Должна она была попросить фон Поста отправиться ко всем чертям? Должна ли была проявить солидарность с Ребеккой?

Мелла поняла, что спросить ей некого.

Роберт не подойдет. Она заранее знала, что он скажет. «Подожди-ка, но ведь не ты устранила Ребекку от следствия. Почему ты должна от всего отказаться, если ее заменили? Ты должна делать свою работу. Не понимаю, в чем проблема».

Некоторые могли в трудных ситуациях поговорить с мамой. У нее такого никогда не было. Родители жили в Ломболо, она встречалась с ними примерно раз в месяц. Йенни и Петера уже не удавалось уговорить поехать с ней, они практически не видели бабушку и дедушку. Да ее маму такие дела особо и не интересовали. Она любила малышей – они такие легкие и послушные. А вот дети постарше становились шумными, бегали по дому и кричали. Особенно дети Анны-Марии. Ее брат жил в Питео. Мама всегда докладывала о его детях: как они хорошо учатся, какие они спокойные, послушные и разумные. А что касается отца…

Анна-Мария вздохнула. Папа совершал долгие прогулки и следил за погодой. В этом была вся его жизнь. Зачем родители продали виллу? Пока у них был свой дом, папа мог, по крайней мере, мастерить и заниматься садом. Теперь он совершал свой бесконечный моцион. Его шокировало бы, если бы Анна-Мария заговорила с ним о работе.

«А подруг у меня нет, – констатировала она и стала вынимать из посудомоечной машины чистую посуду. – Но разве в этом виновата я?»

Она помахала в воздухе вилкой, прежде чем бросить ее в ящик. «Я работаю на полную ставку, и у меня четверо детей. Откуда у меня время на общение с подругами? Или силы… Но если раз в сто лет все же планируешь встретиться с кем-то и пойти выпить пиво в «Ферруме» или сходить вместе на аэробику, тут, по закону подлости, заболевают дети. В конце концов людям это надоедает. Они находят себе кого-нибудь другого, с кем можно сходить в кино».

Анна-Мария закрыла посудомоечную машину и взяла тряпку, чтобы протереть кухонные полки.

Сейчас в кухне относительный порядок. Правда, от тряпки пахнет, как от использованного подгузника, но никакой невымытой посуды, никаких видимых очагов грязи. Если бы семейство почаще уезжало в гости к родственникам, она могла бы ходить по дому и наслаждаться чистотой и порядком.

Тут в кухню вошла Йенни. Взяв стакан воды и яблоко, она прислонилась к мойке.

– Как дела? – спросила Анна-Мария.

– Хорошо, – ответила Йенни тем легким тоном, который сигнализировал, что сейчас не время для разговоров.

«Я могла бы спросить у нее, – подумала Анна-Мария. – Если бы решилась».

Скорее всего, Йенни высказала бы разочарование – сочла бы, что мать, само собой, должна была высказать свою позицию, когда коллегу так откровенно задвинули.

«Она так молода, – мысленно защищалась Анна-Мария. – В ее возрасте все либо черное, либо белое. Или же она права. Скорее всего, она права».

Йенни внезапно остановилась и внимательно посмотрела на нее.

– Как у тебя дела, мама? Луиза написала в «Фейсбуке», что видела тебя сегодня по телику.