— Ушёл? — он выглядывает из окна и осматривает берег. — Когда?

— Минут 15 назад…

— Тьфу! — он явно раздосадован.

— Да я сам опоздал, — говорю я.

— Да? — водитель чёрного автомобиля ещё раз осматривает берег. — А где твоя тачка?

— Я так… Пешком.

— А-а-а… — он затягивается сигаретой. — Ну-ну…

Окурок летит на песок, и машина трогается с места. Через несколько секунд она скрывается между построек, сооруженных из остатков корабельной обшивки. Вдалеке пищит движок одинокой моторки.

Я, побродив немного по берегу и ничего не обнаружив, возвращаюсь к своему ящику. Где тут мои гайки?

Бульк!

…Или мне кажется, или туман-таки становится гуще. Он всё плотнее обволакивает еле видимые уже массивные силуэты кранов, истончает их в штриховые наброски. Растворяет в себе… Молочно-ватная пелена постепенно приближается к пристани, скрывая от меня противоположный берег.

Я, порывшись в кармане, достаю часы и всматриваюсь в циферблат. Хронометраж моего великого исхода. Три часа в пути, из них час — швыряние гаек в воду. «Та-а-ак. Сегодня суббота, значит, обхода не будет… Туда-сюда — завтрак… Тоже не должны хватиться… Значит, хотя бы это время у меня есть», — уже в сотый, наверное, раз прокручиваю я в уме возможные варианты и невидяще пялюсь в путешествие секундной стрелки по циферблату. Когда (!!!) неожиданный, громкий, низкий звук возвращает меня в реальность. У пристани, еле видимый в тумане, медленно дрейфует буксир — родной брат «Отважного». Такой же серый и тупоносый.

На нём — места хватило как раз, тютелька в тютельку — чёрный автомобиль. Рядом с ним — хозяин. Перекрикивая шум мотора, он обращается ко мне:

— Ну чё, зёма! В Тарко-Сале тебе ещё надо?

Я подскакиваю с ящика:

— Да!

Водитель кричит что-то в сторону рубки, и катер мягко стукается о причал. Секунда — и я уже рядом с автомобилем.

Плавсредство, дав задний ход, разворачивается по течению, ещё пару мгновений, и буксир, взревев двигателем, отправляется в путь. Фух! Наконец-то…

Парень из автомобиля, молодой, коротко стриженый, крепко сбитый, прикуривает очередную сигарету из красно-белой пачки.

— Куришь?

— Не знаю… — отвечаю я.

— Хм… — он криво усмехается. — Зовут-то тебя как?

Я молчу две секунды:

— Лёха.

— Тёзка, значит… — он протягивает руку, и я крепко её жму.

— Местный, что-ли?

— Не-е… — протягиваю я.

— А в Тарко-Сале зачем?

— Да я, в принцие, дальше собираюсь…

— Куда? Может, по пути?

— В Ялту…

— Ха! — Лёха развеселился. — Ты чё, автостопом что ли?

Я на всякий случай киваю.

— Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из Приполярья автостопом в Ялту добирался. Ну-ну… — мой попутчик посмеивается. Потом включает в машине радио и некоторое время, зажав сигарету в зубах и щурясь от дыма, пытается настроиться на волну. Шум и треск — ничего не получается. Потом начинает глухо и монотонно бубнить мужской голос.

— Мля! Ни одна станция, кроме «Маяка», здесь не ловится, — с досадой говорит Лёха и захлопывает дверцу. Некоторое время мы молча смотрим в туман.

— А как это ты буксир раздобыл? — спрашиваю я некоторое время спустя. — Ты матрос, что ли?

Он опять хмыкает.

— Не-а… Все решается с помощью волшебной бумаги…

— Пропуск, что ли? — произношу я название единственного документа, о котором я слышал.

— Причем лучший… cash money называется…

С лёгким удивлением я соображаю, что понял смысл произнесённых слов — «наличные деньги».

Помолчали.

— Далеко плыть? До Тарко-Сале? — спрашиваю я.

— В километрах не знаю… Не считал. А по времени — часов 8–9. Буксир баржу не волокёт… По течению опять же… Обычно паром, гружёный полностью, около 14—ти часов прёт. А мы «люксом» летим. Бизнес-класс, ха-ха… Ладно, садись в машину — холодно что-то.

Мы ныряем в салон. Здесь практически не слышно урчания буксира — так, лёгкая вибрация. Внутри автомобиль гораздо просторнее, чем казался снаружи. Пока Лёха в очередной раз пытается настроить радио, я осматриваюсь: мягкая обивка сидений, приборная доска, мигающая множеством огоньков. Сквозь затемнённые стёкла еле проникает свет.

— Хорошая у тебя машина, — говорю я, — японская?

Алексей смотрит на меня.

— Ты чё, зёма? Когда это японцы начали под маркой «Дженерал Моторз» работать? Никаких япошек. Я их и так всегда не особо любил, а после того чемпионата мира по футболу, тем более…

Неосязаемое, неслышимое и ещё кто знает какое «НЕ»: Неизвестное… Невидимое посетило меня: иероглиф «До», вышитый на халате… И ещё незримые факты из моего прошлого…

Пару раз вхолостую провернулся тумблер: ЩЁЛК… ЩЁЛК…

Нет. Это вне зоны приёма. Как радио автомобиля.

— Я до сих пор не пойму: как людям могут нравиться все эти кончинючие штуковины, которыми нас пичкают япошки. Караоке? Ты видел тех, кто хватается за микрофоны? А? Вот именно… Развлечение для мутантов. А тамагочи! Дети ещё эти, долбанутые на всю голову: «Купи! Папа-мама, купи! Ещё одного! Ещё…» Сейлормуны… Покемоны… Аниме! Мультфильмы эти, мля, японские! Большеголовые уроды с глазами в поллица! Видел, а?.. Пипец, короче… Ничего, что я так вычурно?

Я хмыкнул. Мультфильмы?

— Машина у меня американская, короче! — Лёха закурил очередную сигарету. — Хотя американцы мне тоже… малосимпатичны.

* * *

Такси, вёзшее меня в Тихий, было раздолбанным и ободранным, какой-то невероятно дремучей моделью «Жигулей». Заднее правое стекло до конца не закрывалось, и ветер постоянно холодил мой висок.

— Куда едем? — спросил меня пожилой седоусый водитель.

— В Южную часть…

Так говорила Юля-Алёна, когда мы с ней совершали партизанскую вылазку, пустившую под откос её жизнь.

Приёмника у таксиста не было. Поэтому музыка, которая сопровождала меня этот двадцатиминутный рейс, — ленивые переговоры ночных диспетчеров по рации, неаккуратно вмонтированной в переднюю панель автомобиля.

В Тихом на улицах редкие машины. Запоздавшая парочка. А вон парень стоит у ночного ларька. Что делать?

На одном из зданий вижу огромный, в три этажа размером, плакат. Задремавший, нахохлившийся на заборе мужик с банкой пива в руке и красные буквы «НЕ СПИ. ЗАМЁРЗНЕШЬ».

— Стой! — сказал я таксисту. — Тормози здесь.

Протянул ему самую крупную купюру. Он молча отсчитал сдачу, потом: