– Слышь, а неплохую тележку я себе прикупила? – вспоминает вдруг она. – Раньше я таскала чемодан на багажной тележке. Взяла напрокат на железнодорожном. Фунт в щель засунул и толкаешь.

– Это тогда вас обвинили в терроризме?

– Нет, потом. Когда я взяла вторую тележку. Полицейские забрали меня в участок, потому что увидели ножик. Я им хлеб мазала. Посадили меня в камеру на шесть часов. Думали, я террористка. Тележку оставлю, уйду, а бомба взорвется. Они страх как бомб боятся! – смеется пани Алиция. – Если бы не рипитер, то бишь переводчик, меня б на несколько лет закрыли.

Леди Перрон натягивает одеяло на самый нос.

А может, Майорка?

На следующий день мы встречаемся на вокзале Коуч. Леди выгребла из тележки свои главные сокровища. Билет в Страсбург, чек за гостиницу (тридцать фунтов за ночь с завтраком), фотографию врача и халупы под Пабьянице, несколько вырезок из газет. Она их собирает с самого детства.

– Я собираю и о наводнениях, и кто где женился или родился. На память, что было такое.

Самая важная из вырезок – о Страсбурге. И еще из газетенки Zycie Pabianic – о пани Алиции. Последняя вырезка Леди не нравится: журналистка высмеяла ее путешествие в Страсбург.

– Ну вы-то обо мне по-серьезному напишете, а? – допытывается Леди.

– По-серьезному, – заверяю я.

– Напишете, что я по миру езжу, хоть и родилась калекой?

– Напишу.

– И можно еще адресок какой-нибудь указать. Вдруг люди захотят мне деньжат выслать, а?

Но адрес Леди указать сложно. В Лондоне она живет на улице, а в Польше пробудет всего несколько дней.

– Меня там пенсия за четыре месяца ждет. Сниму сразу две тысячи, и будет на что в Италию поехать. Или на Майорку. Это прямо за Испанией. Если уж быть мне бездомной и одинокой, так хотя бы там, где тепло. Так я для себя решила.

Леди надевает темные очки. Не на глаза, а на волосы. “Дамочки так носят, – объясняет она. – Я хоть и не дамочка, но на фото нужно красиво выйти”.

Я делаю несколько кадров.

Потом Леди просит меня об услуге. Она хочет, чтобы я заскочил на Викторию и купил ей большую порцию картошки фри и две пинаколады. “Это такой дринк, легенький”, – улыбается она.

Картошка фри только из конкретной забегаловки: там она мягкая, а у Леди уже почти нет зубов. Я возвращаюсь через полчаса. Леди выглядит так, словно на это время застывала. Ни выражение ее лица, ни положение тела не изменились ни на миллиметр. Видно, что так застывать она умеет мастерски. Очнулась Леди при моем появлении.

– А вот объясните мне, почему они не хотят дать мне квартиру? – спрашивает Леди и отвечает сама себе: – Потому что государство очень жадное. У кого всего много, тому хочется еще больше. Что они с этими деньгами делают? Все им мало. Европа у них есть, так теперь им весь земной шар подавай. Богатые не знают, что такое нищета, а я с рождения не знаю, что такое богатство.

Потом Леди умолкает, улыбается и берет меня под руку:

– Ну скажи, пан, только по-честному. Не каждый здоровый столько в мире повидал, сколько калека из-под Пабьянице, а?

III. Переговоры

Передачу медведя нужно готовить заранее. О таких вещах договариваются месяцами. Нужно сесть за стол раз, другой, третий. Подружиться, заслужить доверие. Без взаимного доверия никто тебе медведя не отдаст. Скорее его убьют. У контрабандистов ничего не пищит

Я сижу на пассажирском месте в шестилетнем “пассате”, а сердце выпрыгивает у меня из груди. Я курю одну сигарету за другой, нервно оглядываюсь по сторонам, отправляю последние эсэмэсы.

Пару дней назад я познакомился с Мареком (имя изменено), парнем моего возраста из приграничной польской деревни. Мы пили с ним водку, и Марек признался, что переправляет через границу автомобили. Не вполне легально. Он зарабатывает на том, что на Украине пошлина на бэушные машины с Запада зачастую превышает их стоимость, а Марек умеет ввезти машину в страну так, что платить пошлину либо вообще не придется, либо придется, но по минимальному тарифу. Как ему это удается? Он расскажет мне все по дороге, потому что готов взять меня с собой.

– Хочешь, редактор? – спросил Марек.

– Хочу, – ответил я. И теперь расплачиваюсь.

Через два дня Марек заезжает за мной, и вот мы уже сидим с ним вдвоем в “пассате”, который его друг купил в Швейцарии за несколько тысяч евро. Таможенник. Пограничник. Флаги – Польши и Евросоюза. Мост. Внизу река Буг. Шлагбаум, после которого пути назад уже не будет, с каждой минутой все ближе.

Россия нас не отпустит

Пока мы стоим на пограничном мосту, брюссельские дипломаты размышляют, как передвинуть эту границу дальше на восток, то есть как уговорить Украину провести реформы, а в конечном итоге – вступить в Евросоюз. Ну или хотя бы связать себя с ним на постоянной основе.

Мы еще не знаем, что совсем скоро президент Виктор Янукович покажет Евросоюзу средний палец, после чего украинцы выйдут на многонедельные акции протеста в поддержку вступления в Евросоюз. В результате погибнут несколько десятков демонстрантов, а чуть позже Янукович спешно покинет Украину.

Мы еще не знаем, что вскоре после этого Владимир Путин отнимет у Украины полуостров Крым.

Но украинцы, с которыми довелось побеседовать мне, одно знают даже слишком хорошо: их вступление в Евросоюз не будет дорогой, устланной розами.

– Мы никогда не вступим в Евросоюз, – говорит Александр, водитель, подъезжающий к шлагбауму на набитом людьми микроавтобусе.

Его пассажиры возвращаются домой после сезонных работ в Польше: сначала они собирали клубнику, потом малину и помидоры, а напоследок яблоки и сливы.

– Сезон кончается, вот люди и возвращаются, – говорит Александр. – Некоторые еще остались: собирают и сдают скупщикам грибы, но это уже мелочи. А Евросоюз? Первое и самое главное: Россия нас никогда не отпустит. Для Путина Украина – это кусок России, и все тут. Он никогда не согласится отдать нас Западу. – Александр говорит, а возвращающиеся с заработков украинцы поддакивают. – Хотя Донбасс, то есть Восточная Украина, охотно объединился бы с Россией. Там говорят по-русски и до сих пор слезы льют по СССР, мол, какая была чудесная страна, у каждого была работа. А то, что при Советском Союзе в 1930-е годы десять миллионов украинцев Сталин голодом заморил, их не интересует!

– Моя прабабушка умерла во время голодомора, – кивает пожилой мужчина в кепке. – Меня зовут Александр Ходукин, раньше я работал кочегаром в Доме культуры, а теперь на пенсии. Мама рассказывала, как в тридцатые годы люди, чтобы выжить, землю ели и друг друга. Матери душили своих детей, чтобы те не мучились. Страшное время. Россия никогда за это не извинялась, а теперь пугают нас – мол, если мы подпишем договор с Евросоюзом, нас в наказание снова голодом морить будут. Закроют границу, и мы ни продать, ни купить ничего не сможем, да еще и цену на газ нам поднимут раза в два или в три.