Я слышу шепот и оборачиваюсь. На скамье сидят две женщины — мать и дочь. Они замолкают, стоит мне посмотреть на них. Младшая отпивает свой кофе.

Я расплачиваюсь и пробираюсь через толпу, которая занимает все пространство кафе вплоть до двери.

Мы с Рафферти встречаемся на пороге. Он смотрит на очередь, тихонько ругается, идет обратно, останавливается, узнав меня, и успевает придержать дверь в последнюю секунду.

— А я думал, вы вернулись в Калифорнию, — бормочет он.

— Нет.

— Мэй сказала, что вы уехали.

— В таком случае, может быть, я действительно уехала. Мэй Уитни всегда права.

Он смеется.

— Ну, если верить ей… — Рафферти отчаянно думает, что сказать дальше.

— Я продаю дом, — сообщаю я. — Возможно, именно это она имела в виду.

— Продаете дом? — Он явно удивлен.

— Мне слишком тяжело… — Я чувствую себя глупо, но нужно же объясниться.

— Дом очень большой… — Рафферти честно пытается поддержать беседу.

Я киваю.

— То есть вы все-таки возвращаетесь в Калифорнию? — спрашивает он.

— Да.

— Это плохо.

Довольно странная реакция, но Рафферти не уточняет.

— Была рада познакомиться, — говорю я, протягивая руку. Это все уроки хороших манер, но они не в моем характере. Впрочем, похоже, Рафферти приятно. Он улыбается.

— Но вы ведь уезжаете не сегодня?

— Нет. Сначала нужно все прибрать.

— Значит, еще увидимся до вашего отъезда.

Я дохожу до конца улицы, а потом решаю попросить ключ. Помнится, Джей-Джей сказал, что он у них. Мне неприятно, что ключ от дома Евы находится бог весть где, пусть даже и под присмотром полицейских, и вдобавок я пообещала сделать дубликат для риелтора. Я опрометью несусь обратно.

— С вами все в порядке? — спрашивает Рафферти, когда я его догоняю. — Вы что-то бледная…

— Все нормально, — отвечаю я. — Вы тоже.

— Я ирландец. Я всегда немного бледен.

Я прошу у него ключ. Рафферти либо не понимает, о чем речь, либо вообще не помнит о том, что ключ в полиции, но все-таки обещает найти его и принести.

Я возвращаюсь в дом, вознамерившись вновь заняться сборами. Потом мельком смотрю на себя в зеркало и передумываю. Я действительно бледна — в общем, неудивительно. Меня слегка тошнит, поэтому я решаю немного отдохнуть. Для работы стало слишком жарко. Вместо этого решаю навестить Энн. Беру сверток кружева, который Аня оставила на столе, и выхожу.

Магазин переполнен, Энн сидит в дальнем углу и гадает по чьей-то голове. Она жестом просит меня подождать минутку.

У нее хороший магазин, он не забит до отказа туристами. Я замечаю ипсвичское кружево и виды Острова желтых собак. В дальнем углу — рекламная экспозиция, очень красивая, броская, с креслом-качалкой, прялкой и плетеным ковриком. Лучшие новоанглийские традиции, воплощение уюта. Кружево свисает с самодельной полки, старый камин наполнен коклюшками. На качалке лежит подушка, будто кто-то оставил ее на минутку и вот-вот вернется. Я узнаю это кресло. Некогда оно стояло у нас дома, на острове. Здесь выставлены образцы кружева, сплетенного «Кругом». На каминной полке — фотографии мастериц и груда брошюрок, излагающих историю «Круга». Там же — бланк заказа. Поверх брошюрок лежит рукописная табличка «ВОЗЬМИТЕ И ПРОЧИТАЙТЕ».

В буклете множество фотографий — женщины за работой, красивый золотистый ретривер, который лежит у их ног, панорамные снимки прядильни, мотки желтой пряжи из собачьей шерсти, кружево повсюду…

Главная фотография, помещенная на первой странице брошюры, — типичный раннеамериканский дом. Именно так люди представляют жизнь первых поселенцев, если не знают, с какими трудностями те на самом деле сталкивались. И все же с фотографиями что-то не так. И я не сразу понимаю, что именно. Но, если посмотреть внимательнее, понимаешь, что у всех женщин нет лица. Не то чтобы они намеренно стерты или убраны — просто снимки сделаны с очень странного ракурса.

«Предосторожность», — думаю я, пребывая в странном замешательстве.

— Говорят, эта пряжа обладает магическими свойствами. — Рядом со мной стоит продавщица, чуть ближе, чем следовало. Видимо, она рекламный агент.

Энн рассчитывается с покупателем и спешит ко мне, уловив последние слова.

— Это собачья шерсть, а не золотое руно, — замечает она.

Девушка пожимает плечами.

— Я всего лишь говорю то же, что и другие, — произносит она и отходит.

Энн вздыхает.

— Лично я ее терпеть не могу, — признается она. — Но это моя лучшая продавщица.

Я вручаю Энн сверток. Она разворачивает его. Внутри — двадцать или тридцать кусков кружева.

— Неужели ты даришь это мне? — недоверчиво спрашивает она.

— Я пыталась подарить это Бизеру и Ане на свадьбу, но они не взяли.

— И я не возьму. Это кружево Евы. Она предпочла бы, чтобы ты его сохранила.

— Если не возьмешь, пожертвую в Эссекский музей Пибоди.

Энн прячет сверток под стол.

— Считай, что я сделала тебе подарок в знак благодарности. Заранее.

Она непонимающе смотрит на меня.

— За помощь с садом.

Энн явно в восторге. А потом вспоминает.

— Я смогу прийти только послезавтра. Ничего?

Я делаю вид, что собираюсь отнять сверток, и Энн смеется.

— Спасибо, — говорит она. — Буду хранить его как зеницу ока.

— Я всегда рада тебя видеть.

Энн урывает свободную минутку между сеансами гадания, чтобы выпить со мной чаю. Когда подъезжает туристический автобус, она встает, вздыхает и возвращается к себе.

— Увидимся в четверг. — Энн задерживается в дверях. — Обязательно полей цветы. Иначе придется оборвать весь сад.

— Полью, — отвечаю я.

Энн останавливается по пути в магазин, чтобы попозировать фотографам. Она развевает юбками и загадочно улыбается в объектив.

Я допиваю чай и наблюдаю за тем, как возводят первую мачту «Френдшип». Это точная копия корабля, который некогда входил в состав салемского флота. Ева рассказывала, что на постройке работает полгорода. Неподалеку от ее лодочного сарая есть мастерская, где любители воссоздают историю. Толпа зрителей наблюдает, как огромный кран ставит на место верхний фрагмент мачты. Я развлекаюсь этим зрелищем почти час, а потом бреду вверх по холму — поливать сад. У Евы много земли, и цветы посажены всюду, где только есть место, в промежутке между домом и каретным сараем, вдоль дорожки. Каждый свободный пятачок засажен цветами и овощами — не порознь, а вперемежку: помидоры рядом с львиным зевом и лилиями.