Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трудно было удержаться Вере Ивановне от этих обвинений в адрес М. А. Маркович, которую она считала прямой виновницей смерти брата. В конце письма содержалась приписка, сделанная, несомненно, по подсказке Флорентия Федоровича. «Бога ради привезите или пришлите все Митины письма, — читаем в письме, — для биографии это необходимо. Раиса, не возьмешь ли ты на себя труд записать все, что ты о нем помнишь? Это весьма важно. Мама, привези все, все его черновые тетради…его дневники, книжку в сафьяновом переплете с переводными стихами из Гейне, словом, все, все: всякая мелочь важна и дорога».
Флорентий Федорович постоянно находился рядом с Верой Ивановной и старался облегчить ее страдания. Смерть любимого брата полностью вывела ее из душевного равновесия. Павленков обращается к их общим друзьям, чтобы они тоже поддержали Веру Ивановну. Посылает письмо писателю А. К. Шелер-Михайлову: «Уважаемый Александр Константинович! Вера Ивановна просила меня узнать от Вас, не случилось ли с Вами чего-нибудь необыкновенного. Она удивляется тому, что Вы ее совсем забыли и даже не отвечали на ее записку, посланную Вам на прошлой неделе. Весть о смерти брата так ее поразила и расстроила, что она положительно не в силах писать. Утешение такого доброго и дорогого друга, как Вы, много помогло бы ей. Она так тепло к Вам относится, что Ваше присутствие много бы поддержало ее. В такие минуты, Вы сами знаете, как ценится всякое теплое задушевное слово».
Вера Ивановна попросила именно Флорентия Федоровича как ближайшего друга семьи помочь в организации похорон, в частности перевезти гроб с телом Писарева из Дуббельна в столицу, а также устроить все необходимое, чтобы брату были отданы последние почести.
16 июля в Ригу прибыл по поручению Н. А. Некрасова писатель В. А. Слепцов, он привез деньги и разрешение министра на перевозку тела в столицу. Павленкову в это время пришлось решать все необходимые вопросы, связанные с захоронением Д. И. Писарева на Волковом кладбище. Неделя с небольшим потребовалась, чтобы отлить на заводе свинцовый гроб.
26 июля на пароходе «Ревель» Павленков через охваченный штормом Финский залив направился в Санкт-Петербург. Но прежде, на месте трагедии, ему важно было выяснить подлинную причину гибели Дмитрия Ивановича. Это непременно нужно было сделать, ибо в газетах уже появились самые противоречивые версии. Одни писали, что смерть произошла от удара; кое-кто намекал даже на душевно расстроенное состояние критика, другими словами, на самоубийство… Вся эта журналистская погоня за чем-то «загадочным» больно ранила сердца близких Дмитрия Ивановича. Они хотели знать правду.
Флорентий Федорович встретился с доктором Каппеляром, осматривавшим труп утонувшего. Причина трагического случая была предельно простой и нелепой: Писарев погиб от судорог в ногах.
В церкви Мариинской больницы при большом стечении людей состоялись литургия и панихида. Проститься с Писаревым пришли тысячи его искренних почитателей, хотя полиция и не разрешила рассылать никаких приглашений, давать объявления. Павленкова также строго предупредили, чтобы у могилы не устраивалось никаких речей.
Из донесения агента Третьего отделения известно, что проводить тело Д. И. Писарева в последний путь пришли литераторы, студенты университета и медико-хирургической академии. «Из литераторов, — доносил агент, — были Некрасов, Благосветов, Елисеев, Глеб Успенский, Минаев, Афанасьев-Чужбинский, Суворин, Буренин (псевдоним В. Монументов), Шишкин, Соколовский, Шульгин, доктор Конради, жена его Евгения Конради, Кроль-Золотницкий, Гире, Гайдебуров, Стопановский, из женщин-нигилисток, кроме Писаревой, замечены еще две сестры Плисовы, Иностранцева… и Линева».
Процессия направлялась на кладбище к тому месту, где были погребены В. Г. Белинский и Н. А. Добролюбов. Напротив их захоронений была приготовлена и могила Д. И. Писарева. «За гробом его шествовал весь нигилистический синклит, — можно сказать, что гроб изменил даже свою форму и походил скорее на пирамиду, усеянную цветами», — констатировал агент охранного отделения.
После того как погребение было завершено и вся могила скрылась под обилием цветов, публика не расходилась. Молчание затягивалось. Все рассчитывали, что должен сказать слово распорядитель похорон Павленков. Однако молчал и он. Не всем была, естественно, известна подлинная причина такого его поведения.
Чтобы разрядить обстановку, Павленков с соседней высокой могилы произнес краткое слово. По свидетельству агента охранки, он сказал, что всякие надгробные речи излишни и лучшим почтением памяти покойного служит то, что на могиле собрались люди самых разнообразных убеждений. Именно это свидетельствует о честной и благородной деятельности Писарева. Павленков сказал, что ему известно, что двое литераторов сочинили стихотворения на смерть Писарева, он не сомневается в том, что оба стихотворения будут напечатаны, а чтение же их на свежей могиле он считал неуместным. В конце Павленков приглашал присутствующих разойтись.
Однако такое слово Павленкова не удовлетворило собравшихся. Первым недовольство выразил П. А. Гайдебуров, у которого Флорентий Федорович приобрел в свое время книжный магазин. Как видно из воспоминаний присутствовавшего на похоронах В. П. Буренина, которые были опубликованы спустя почти что тридцать лет после описываемых событий, он вообще воспринял выступление Гайдебурова как какой-то мелочный выпад против Павленкова. Откликнувшиеся на его воспоминания жена к тому времени уже умершего Гайдебурова и друг Павленкова В. Д. Черкасов заставили автора воспоминаний признать допущенные им ошибки. Приведенные Бурениным фрагменты из письма Черкасова позволяют более точно представить реальную картину развернувшихся событий у писаревской могилы, сыгравших роковую роль в судьбе Флорентия Федоровича…
«По поводу моего прошлого фельетона, — писал В. П. Буренин в феврале 1897 года, — я получил письмо, в котором исправляются некоторые неточности в моих воспоминаниях о случае на похоронах Писарева. Автор письма В. Д. Черкасов, один из лиц, близких Павленкову. Я сообщил в своих воспоминаниях, что Павленков и покойный П. А. Гайдебуров одновременно содержали книжные магазины в 1868 году. По замечанию Черкасова, это неверно: покойный Гайдебуров продал свой магазин Павленкову еще в 1865 году. Сознаю свою ошибку, но полагаю, что она простительна: подобные мелочи легко забыть более чем через тридцать лет».
Черкасов в своем письме отмечает: «Вы неверно передаете, а еще более неверно освещаете инцидент, случившийся с П. А. Гайдебуровым на кладбище при похоронах Д. И. Писарева, причем ответственность за то исключительно принадлежала одному П. А. Гайдебурову, как то единогласно и признано было тогдашнею печатью, а Павленков тут был решительно ни при чем.
В то время, летом 1868 года, Павленков уже приступил к полному изданию сочинений Д. И. Писарева и, по некоторым отношениям к его семье, ему выпала печальная доля озаботиться перевезти покойного из Дуббельна в Петербург к месту последнего его упокоения на Волковом кладбище.
Вы помните, какое тогда было время, и потому не удивитесь тому, что Павленков, как распорядитель похорон, должен был, безусловно, подчиниться строгому распоряжению, чтобы никаких речей на могиле покойного допущено не было. Объявить это во всеуслышание, конечно, нельзя было. Но многие это знали и, конечно, сдерживая чувства, переживали минуты тягостного молчания, не смея говорить перед свежей могилой. Другие не знали и недоумевали перед неожиданным для них явлением или, как Благосветов, не могли сдержать волновавших их чувств и с горячностью, которую нельзя было ни предупредить, ни остановить, начали, было, говорить. Две дамы бросились со слезами на могилу и стали целовать ее. Благосветов сам зарыдал и не мог продолжать, и, когда успокоились, то заметили, что П. А. Гайдебуров что-то говорит и не удержался, чтобы не бросить мимоходом несколько полемических копий по адресу Павленкова как издателя сочинений покойного, после чего Павленков и другие, не отвечая по существу, вмешались в дело лишь для того, чтобы прекратить нарушение установленного запрещения».