У меня все под контролем. Я управляю своим гневом.

А он… просто мальчишка. Который строит из себя брутального самца, но таким не является. Я это знаю. И он знает, что я вижу его насквозь.

Иногда победить противника можно еще до начала боя. Задавив его силой духа и непрошибаемой уверенностью в собсвенном превосходстве.

- Виктория сегодня занята, - говорю я.

- Я уже знаю…

- И завтра будет занята, - продолжаю я.

- Но…

- И послезавтра тоже. И вообще всегда. Так иди крути жопкой свою бачату с кем-нибудь другим.

- Да ты…

Он выдвигает нижнюю челюсть, набычивается, раздувает плечи, выпячивает грудь и угрожающе надвигается на меня. А я просто беру его за запястье, резко дергаю и технично провожу болевой, выкручивая руку назад.

- С-сук… - блеет он.

- Вали отсюда! - рявкаю я.

И отпускаю его.

Он потирает руку. Но все еще пытается бычить. При этом сам понимает, что проиграл. Я объективно сильнее и задавлю его одной левой.

Я мужик. А он пацан.

Победа за мной.

- Виктория моя!

Я не собирался этого говорить. Само вырвалось.

И я сам этим ошарашен.

Просто иду к своей машине, даже не оглядываясь. Знаю - опасности со стороны щенка нет. Он сдулся. Он все понял.

А я сам… Я вообще понимаю, что происходит? Что я творю?

Что мной движет? Звериная похоть? Необоснованная ревность? Тестостерон пополам с адреналином?

Обычно у меня все под контролем. Все сферы жизни, включая желания и эмоции. Я давно не юнец, у которого сносит крышу от спермотоксикоза. И который готов на все, чтобы залезть к девчонке под юбку.

Я сказал щенку, что Вика моя.

Но это не так. Это совсем не так…

Я завожу машину. Трогаюсь, еще не понимая, куда собираюсь поехать. Куда-нибудь подальше. Туда, где ко мне вернется ясность рассудка и трезвость мысли.

В эту секунду я очень четко осознаю всю нереальность своих желаний. Я и Лисичка… Слишком хорошо. Слишком сложно.

Мое прошлое…. Оно не только мое.

В это замешан Максик. И поэтому все осложняется в тысячи раз.

Я никогда не сделаю ничего, что может навредить ему. Даже если это что-то такое, чего мне хочется больше всего на свете…

Я останавливаюсь на светофоре и замечаю, что на телефоне мигает непринятое сообщение. Лисичка? Хочет еще раз сказать мне, что я мудак?

Да я и сам это знаю...

А, нет. Не Лисичка. Линда.

“Приедешь сегодня? Я жду.”

Точно. Мы же договаривались на этот день. Это было как будто целую жизнь назад. Но договоренность все еще в силе…

27

Виктория

- Лисичка, ты будешь со мной спать? - интересуется Максик.

Мы с ним пьем какао с печеньками на кухне.

- Ну…

- Я обычно сплю с папой. На его кровати.

- Почему?

Я знаю, почему. Арсений Михайлович поделился со мной этой проблемой. После того, как бабушке стало плохо у него на глазах, Максик боится спать один. Мой босс хотел отвести сына к психологу. А я посоветовала просто оставить его в покое. И подождать. Возможно, это пройдет само. Или с деликатной помощью близких.

И вот сейчас, кажется, пришел момент проявить деликатность.

Я жду ответа Максика. Смотрю на него ободряюще и серьезно. Глажу по голове, сжимаю его плечо.

- Лисичка… - шепчет он.

Его глаза наполняются слезами.

- Что, мой хороший?

Какой он все-таки хрупкий и чувствительный ребенок! Несмотря на свой боевой характер, гиперактивность и непоседливость.

- Я боюсь, что вы все умрете, - выпаливает Максик.

- Умрем?

- Да. Вы все. Бабушка, папа и ты.

Я догадывалась, что Максима мучают именно такие страхи. Но я и не подозревала, что я тоже вхожу в перечень людей, за которых он так сильно переживает.

- Максим… - я беру его руки в свои. - Ты же знаешь, что люди, состарившись, умирают…

- Да. Как рыбки и хомячки. У меня был хомячок.

- Но люди живут гораздо дольше рыбок и хомячков. Намного-намного дольше.

- На сто миллионов миллиардов?

- Ну, не так долго. Но твоя бабушка еще совсем не старая. Она проживет еще много лет. Увидит, как ты окончишь школу и институт, станешь взрослым мужчиной. И у тебя появятся свои дети…

- А папа? Он не умрет?

- Конечно, нет.

Если только я однажды не прибью его веником.

- А ты?

- Мы все будем жить очень-очень долго. Правда. Я тебе обещаю.

Максик повеселел, но я вижу, что его все еще что-то мучает.

- Расскажи мне, что случилось с бабушкой, - говорю я. - Если хочешь, конечно. Ты говорил об этом с папой?

- Говорил, - кивает он. - Папа сказал, что я вел себя как настоящий мужчина и что он мной гордится.

- Папа прав.

- У бабушки заболела рука, - вспоминает Максим. - А потом она села на диван и закрыла глаза. А потом начала дышать так быстро-быстро… И сказала, чтобы я принес телефон. И я принес.

- Ты молодчина.

Максим опустил голову, спрятал от меня лицо и прошептал:

- Я заплакал… Папа не ехал долго-долго. И врачи тоже. Бабушка лежала с закрытыми глазами. Мне было страшно. И я заплакал.

- Я бы на твоем месте тоже заплакала, - я обнимаю мальчишку.

- Правда?

- Конечно. И даже твой папа. Он бы тоже расплакался, если бы видел, что бабушке плохо, а он ничем не может помочь.

- Папа бы расплакался?

- Ну конечно. Он же любит свою маму. Он же человек.

В последнем, кстати, я вообще не уверена. Но для Максика папа - самый лучший человек на свете. Он на него равняется, им гордится, любит его…

И я никогда и ни за что не скажу ничего плохого о своем боссе его сыну.

- Ты не говорил папе, что плакал?

- Не-а, - Максик качает головой.

- Ты можешь ему сказать. В этом нет ничего стыдного. Человек плачет не потому, что он слабый. А потому что у него есть сердце.

- У меня есть сердце!

- Конечно. У тебя большое и любящее сердце.

Бедный ребенок! Столько времени держал это в себе. Боялся признаться в слабости.

Ему так важно получить одобрение папы! Он так старается быть сильным, смелым и мужественным - как папа. Но он же