– Вы его знаете?

Я вздрогнула, подняла голову: один из тех милиционеров, которые были на балконе, с профессиональным интересом смотрел на меня. Я и не слышала, как он подошел.

– Что, простите?

– Вы знакомы с пострадавшим?

Знакома ли? Может быть. Лицо его точно знакомо.

– Думаю, нет.

– Думаете или нет? Вы знаете, кто он такой?

Кто он такой? Назаренко Павел, продавец-консультант – четко и ясно прописано на табличке.

– Нет, не знаю.

– Странно. – Он достал из пачки сигарету, закурил, протянул мне: – Угощайтесь.

Я не стала отказываться, курить мне давно хотелось.

– Что странно?

– Странно, что вы так разнервничались по поводу гибели незнакомого вам человека. Вы очень впечатлительная девушка!

– Любая девушка разнервничалась бы на моем месте.

Этот дотошный въедливый мент вывел меня из себя, я разозлилась, и мне стало легче: образ мертвого на балконе наконец ушел, смерть с табличкой перестала мучить.

– Но не любая дошла бы до такого состояния! Посмотрите на себя, какая бледная, руки дрожат… Я наблюдал за вами, в какой-то момент вы чуть в обморок не упали.

Вранье, ни в какой обморок я не собиралась падать. А вот руки действительно дрожат: сигарета мелко трясется в пальцах. Это плохо, это подозрительно. Я напрягла кисть, стараясь унять дрожь, но ничего не вышло.

– Никакая любая не прошла бы на место происшествия. Я видел, как вы бросились на балкон, невзирая на запрет. Для вас это было важно. И мне показалось, что вы ожидали подобного несчастья. А на потерпевшего смотрели так, будто знаете его.

– Ну хорошо. – Я затянулась сигаретой в последний раз и с сожалением отбросила окурок. – Этой смерти я действительно ожидала… то есть боялась. Дело в том, что я журналистка, работаю в газете «Происшествия», веду криминальную рубрику «Черная перчатка»…

– Вы Кира Самохина? – перебил он меня и как-то совсем не по-доброму посмотрел. – Та самая, которая утверждает, что в городе завелся маньяк?

– Та самая.

– Я читал вашу статью «Вторая жертва». Полная ерунда! Крайне вредная пропаганда! Вы сеете панику на пустом месте. Никакой серийностью здесь и не пахнет. Двое убитых…

– Уже трое, и, заметьте, одним и тем же способом и без всяких на то причин.

– Без всяких причин? Вы ясновидящая?

– Нет, я просто умею логически мыслить. Уверена, причин не найдется и в этом случае.

– На вашем месте я бы не делал таких скоропалительных выводов. – Он окончательно вышел из себя, глаза сделались злыми-злыми. С каким удовольствием он сделал бы из меня четвертую жертву! Или немедленно арестовал и поставил к стенке. – Как вы узнали об этом убийстве?

– Увидела милицейскую машину у подъезда и «скорую».

– Но как вы оказались именно у этого подъезда?

– Здесь живет мой знакомый, пришла его навестить.

– Знакомый?

– Ну да, в девяносто пятой квартире, Руслан Столяров.

– Столяров? – Подозрительность еще возросла, хотя, казалось, расти ей было уже некуда. Желание арестовать пересилило желание тут же меня прикончить. – Это он вам сообщил об убийстве?

– Н-нет, я просто пришла его навестить, Руслан заболел…

– Да будет вам известно, это он вызвал милицию, это он обнаружил труп.

– Вот как? И потому вы его немедленно зачислили в подозреваемые? А меня в подозреваемые подозреваемого? – Я рассмеялась – вышло несколько натужно. – Не по тому пути идете, – уверенно заявила я, хотя никакой уверенности у меня на этот счет не было.

– Никто никого ни в какие подозреваемые не зачислял, – как-то по-детски обиженно проговорил милиционер. – Столярова допрашивают сейчас как свидетеля. А, – он вдруг посмотрел куда-то мимо меня и улыбнулся, – уже закончил? Ну, что там? – Это относилось, очевидно, не ко мне. Я оглянулась – из столяровской квартиры выходил довольно пожилой потрепанный мужчина, по виду явный мент.

– Закончил, – устало выдохнул явный мент и покосился на меня, – пойдем перекурим.

Они спустились на пролет ниже, а я проскользнула в приоткрытую дверь столяровской квартиры.

* * *

Руслан сидел за компьютерным столом, подперев ладонью голову, курил – невиданное кощунство, он никогда не курил в комнате, где стоял его комп! – меланхолически стряхивал пепел в коробочку для дискет. Он не слышал, как я вошла, и потому сильно, как-то судорожно, словно захлебнувшись ужасом, вздрогнул.

– Кира! Боже мой, как ты меня напугала! – Он сунул горящую сигарету в коробочку – запахло плавленой пластмассой, – вскочил, нервно прошелся по комнате, резко остановился и уставился на меня. – Боже мой, Кира! Они меня допрашивали… Я не знаю, что теперь делать!

– Прежде всего успокоиться.

– Успокоиться? Как я могу успокоиться?! Как тут вообще можно успокоиться?! – Столяров шмыгнул красным простуженным носом. – А ты-то, ты-то спокойна?

– Спокойна.

– Не понимаю! – Он снова заметался по комнате. – Не понимаю, как ты можешь быть спокойна! Они докопаются, все равно докопаются. Сейчас я ничего не рассказал… и не расскажу, но…

– Сядь. – Я догнала его у окна, взяла за руку, потянула к стулу. – Сядь и постарайся успокоиться.

– Да как?…

– Дверь закрыть можно? – перебила я его.

– Дверь? – Он посмотрел на меня непонимающим взглядом, он вообще выглядел каким-то оглушенным.

– Входную дверь. Так можно закрыть или нет? Она открыта нараспашку. Нам нужно поговорить, а при открытой двери…

– Ах да, конечно, закрой. Они ничего не сказали. Может, сегодня ко мне больше и не будет вопросов. В крайнем случае позвонят. Но ведь это не важно, Кира! Это ведь ничего не решает – по сути ничего.

Я прошла в прихожую, выглянула на лестничную площадку: милиционеры столпились у балкона, в сторону столяровской квартиры никто не смотрел. Закрыла дверь на замок и вернулась в комнату.

– Ну а теперь рассказывай.

– Рассказывать? – Руслан покачал головой, тяжело вздохнул, поднялся со стула, прошел в другой конец комнаты, грузно плюхнулся на диван. – Мне-то что рассказывать? Кира, Кира! Это самое страшное, это такой кошмар!.. А ты так спокойна!

– Тебе тоже советую успокоиться. – Я села рядом с ним. – Возьми себя в руки и расскажи, что произошло.

– Да как ты так можешь?! – Он резко отодвинулся от меня. – Зачем ты передо мной-то комедию ломаешь? Какой в этом смысл? Я не милиция, я не суд. Зачем ты это сделала, Кирочка, зачем? – Руслан закрыл лицо ладонями, затрясся, зашмыгал носом – истерика с насморком. – Тебя нужно лечить! Тебя давно уже нужно было лечить! Боже мой, Кира!