Старик хмыкнул и смерил Машу с ног до головы:

– Это иврит, мадемуазель. В нем каждая буква чего-нибудь да значит. Иначе не существовало бы учения Каббалы.

Маша почувствовала горячий толчок в сердце: спокойнее… Может быть, и это пустышка.

– А вы… Не могли бы… – замялась она.

Старик понял и улыбнулся, обнажив редкие желтоватые зубы:

– Заходите, барышня. А не то я подхвачу простуду из-за вашего любопытства.

Маша переступила порог лавки и почувствовала запах детства: обувного клея, кожи. Это оказалась мастерская по починке обуви, совмещенная с чем-то вроде обувного секонд-хенда. Старик вернулся на тот же табурет перед окном, где сидел до того, и поднял глаза на Машу:

– Что конкретно вас интересует?

– Все! – не задумываясь, выпалила Маша.

– Всего я не знаю, – снова улыбнулся старик.

– Тогда – основное, – извиняющее улыбнулась Маша в ответ.

– Буква «зайин». – Старик взял с рабочего стола карандаш и оторвал от газеты, лежавшей там же, поле. Нарисовал. Маша кивнула: да, это была она, та самая «запятая». – Это пиктограмма. Вы знаете, что такое пиктограмма, барышня?

– Схематическое изображение? – пожала Маша плечами. – Значок, отражающий предмет.

– И на что похож этот значок? – кивнул старик.

– Меч?

– Браво. Буква «зайин» обозначает оружие.

– Символ воина?

– Нет, – покачал головой обувщик. – Символ мужчины. И борьбы, скорее, с самим собой. Самой важной борьбы в жизни каждого человека.

Маша задумчиво взглянула на букву, нарисованную на клочке газеты. Андрей сейчас сыронизировал бы, что она символизирует борьбу Маши за другую профессию, а значит, судьбу.

– Но и это еще не все, – продолжил обувщик.

– Нет? – вскинула Маша глаза на обувщика.

– Зайин – седьмая буква в алфавите.

– Символ удачи? – предположила Маша.

Старик поморщился:

– Мадемуазель… Оставьте ваши нумерологические игры. Мы говорим о древнейшем алфавите, на котором записан Ветхий Завет. Впрочем, Новый Завет тоже, только об этом не все помнят. – Он печально посмотрел на Машу и покачал головой.

– Семь дней творения? – рискнула еще раз Маша и заслужила еще один благосклонный взгляд.

– Все верно! И еще. Все материальное в нашем мире ориентировано на шесть сторон, барышня.

– Четыре… – осторожно поправила его Маша. – Запад, восток, юг, север.

– Верх, низ, – флегматично добавил старик. – Мы же сейчас не о географии беседуем. А центром является седьмая точка – так шесть дней творения мира завершились седьмым днем – субботой. И потому у нас число семь символизирует душу и связано со всем, что означает святость. Буква «зайин», как меч, отделяет мир материальный от духовного.

Маша переваривала информацию.

– Это все? Я хотела сказать – все значения?

– О нет, – усмехнулся старик. – Есть еще неприличный сленг. Но, думаю, вам для начала хватит. А мне пора закрывать мою лавочку. Прошу прощения, мадемуазель.

Маша встала, в задумчивости вышла обратно на мощеную мостовую. И, не выдержав, обернулась. Старик стоял в дверях и будто ждал ее последнего вопроса.

– А если… Если человек изображает эту букву на своем гербе? Да еще и три раза подряд?

– Я не специалист, мадемуазель, но подозреваю, это значит лишь то, что эта буква была очень важна для него. И еще, – он улыбнулся, – что, скорее всего, он был евреем.

– Я полы мыть не буду! – говорила ему Марина, покачивая обтянутой дешевыми колготками в зацепках ногой. Впрочем, сама нога была качества высочайшего. Как и вся Марина. Удивительно, как из единого генетического корня могли произрасти две столь разные женщины! Он переводил недоуменный взгляд с гражданской жены на свояченицу. Яркая, чудная птица: огромные карие глаза, копна волос, изуродованных высветленными прядями, но прекрасных, густых, цвета темного каштана. Все в ней вызывало ошеломленное восхищение: маленькая ступня, потерявшаяся в старых тапках, что он выдал ей в прихожей, округлое плечо, которым она столь царственно поводила, рассказывая ему о своих злоключениях.

– Я чего рванула-то? Я детей-то не очень… Ну, люблю. Они просто фотографии выслали: домина шикарный, с бассейном. И они в зале на тахте сидят: малой их, значит, весь в мамашу – ни рыба ни мясо, потом сама мадама – бледная спирохета, страшна как моя жизнь, ну и папашка – глаз не оторвать! Высокий, голубоглазый, как с рекламы пены для бритья. Ну, думаю, никуда ты от меня, красавчик, не денешься, будешь бриться у меня в ванной. Поехала. С мальчонкой быстро разобралась – перед телеком сажаешь, пока его предки не пришли, и все дела. Сама марафетилась, как подорванная, кажинный день тряпки меняла. И что ты думаешь?

– Что? – Он смотрел на нее во все глаза.

– Он со мной вроде любезно так беседовал – по-русски-то. Узнавал про маму с папой, про бытье наше в Беларуси. Ну, мне чего: расписала, как могла. На жалость давила. А сама подсаживалась поближе, на подлокотник, значит, канапе и в глаза заглядывала. А пару дней назад приходит раньше времени, еще пяти не было. Ну, думаю, срослось: не просто же так раньше супруги явился! Встречаю его, значит, за руку беру… А он руку вырывает и бежит в детскую. – Она сокрушенно вздохнула. – А там малой боевик смотрел. И вот ведь непруха какая – как раз, когда главный герой главную героиню… того самого. Ну, тот тогда покраснел, что твой борщ, и говорит: «Собирайте вещи, вы уволены!» Представляешь? Жена пришла вечером, офигела, как мой чемодан в прихожей увидала. Так он с ней заперся и уговаривать стал! – Она махнула наманикюренной ручкой. – В общем, слава богу, оттуда поездом можно напрямую до вас. Я тут перекантуюсь, ты ж не против?

Он молча покачал головой: нет.

– Ладно. – Она легко улыбнулась, встала и потянулась, как кошка.

Он на секунду перестал дышать. А в следующую минуту она уже удалилась в ванную, где плескалась до прихода Леси. Леся же первым делом выдала сестре по первое число за то, что так неэкономно распоряжается водой и электроэнергией, греющей бойлер. А потом принесла ей свой старый халат, и они обе встали у «станка»: Леся готовила немудреный ужин, а Марина мыла посуду, ни на секунду не закрывая рта. Он сидел в комнате, делая вид, что читает, а на самом деле смотрел, не отрываясь, на кухню. Через приоткрытую дверь был виден лишь обтянутый протертой фланелью упругий круп, но ему и этого хватало. Сквозь шум льющейся воды и стук ножа о разделочную доску он пытался не упустить ни слова из ее монолога.

– Тут главное, – убеждала Лесю Марина, – не сдаваться. Мужиков богатых в Европах – пруд пруди. А бабы у них – ты видела какие?! Поэтому они у нас на брачных сайтах и шарятся. Мне многие пишут, я там такие фотки выставила – закачаешься, но толку мало, нужно встречаться, все дела. Из нашей дыры не наездишься. А отсюда в любой конец – час-два и долетел, верно? Я бы в Италию, конечно, хотела. А что? Мужики там с темпераментом, с деньгами… Или Вена – красивый город, и австрияки, как немцы, все высокие, видные. Голландцы тоже ничего, но жадные…