Увидев, что первый посев не всходит, что, по моему мнению, произошло вследствие отсутствия дождей, я стал искать другое место, чтобы предпринять еще одну попытку вырастить хлеб. Я разрыхлил участок земли неподалеку от моей беседки и в феврале, незадолго до весеннего равноденствия, посеял там остатки зерна. Мартовские и апрельские дожди щедро напоили землю, семена дали отличные всходы и очень хороший урожай. Но, поскольку семян у меня оставалось очень мало и я не решился посеять все, какие были, урожай оказался невелик, не более чем по половине пека[13]каждого сорта.

Теперь я по опыту знал, как надо действовать и когда наступает наиболее подходящее время для сева. Я мог проводить сев два раза в год и, следовательно, ежегодно собирать по два урожая зерна.

Я установил, что времена года здесь делятся не на холодные и теплые, как в Европе, а на дождливые и засушливые, приблизительно таким образом:

С середины февраля до середины апреля: сезон дождей; солнце в небесном экваторе или рядом с ним.

С середины апреля до середины августа: засушливый сезон; солнце смещается к северу от небесного экватора.

С середины августа до середины октября: сезон дождей; солнце возвращается на небесный экватор.

С середины октября до середины февраля: засушливый сезон; солнце смещается к югу от небесного экватора.

Сезоны дождей иногда бывали длиннее или короче, в зависимости от направления ветра, но в общих чертах общее деление на времена года было таким, как я описал. На собственном опыте убедившись, как опасно выходить из дома во время дождя, я старался заранее запастись провизией, чтобы избежать необходимости лишний раз мокнуть под дождем.

Во время дождей у меня было полно работы, которую можно делать, не выходя из дома. Это время я посвящал тому, чтобы изготовить себе массу необходимых вещей, для чего требовалось изрядно потрудиться и проявить прилежание. В течение следующего сезона дождей я занялся изготовлением корзин, чтобы можно было переносить в них землю или использовать для хранения нужных вещей. Они получались у меня не слишком красивыми, но все же их можно было применять в нужных мне хозяйственных целях.

Тем временем я придумал себе новое занятие, которое отняло у меня больше времени, чем я предполагал. Ранее я упоминал о том, что мне очень хотелось обойти весь остров и что я несколько раз доходил до речки и дальше, до того места, где построил себе беседку, и туда, откуда открывался вид на море по другую сторону острова. А теперь я решил пересечь остров и выйти на его противоположное побережье.

Миновав долину, в которой находилась моя беседка, я дошел до места, откуда на западе было видно море. Стоял исключительно ясный солнечный день, и за полоской воды я четко различал землю, но не мог разобрать, остров это или материк. Там были высокие горы, и находилась эта земля как минимум в пятнадцати-двадцати лигах от моего острова.

Я не знал, что это за земля, но догадывался, что это какая-нибудь часть Америки, расположенная, судя по всему, неподалеку от испанских владений и, возможно, населенная исключительно дикарями. Если бы море выбросило меня там, то я оказался бы в худшем положении, чем теперь. Эта мысль меня успокаивала.

К тому же, по зрелом размышлении, я смекнул, что если эта земля принадлежит испанцам, то рано или поздно здесь пройдет какой-нибудь корабль. Если же нет, то будет ясно, что это побережье между областью испанского права и Бразилией населено самыми свирепыми дикарями, каннибалами или людоедами, которые убивают и пожирают каждого, кто попадется им в руки.

Размышляя таким образом, я неспешно продвигался вперед. Эта сторона острова показалась мне гораздо симпатичнее той, на которой я обосновался, потому что здесь расстилались луга, покрытые травой и цветами, и росло много красивых деревьев. Я увидел здесь множество попугаев, и подумал, что хорошо было бы поймать одного, если удастся, приручить и научить разговаривать со мной. После многих несчастливых попыток мне удалось отловить молодого попугая. Я сбил его на землю, оглушив палкой, затем привел в чувство и принес домой. Прошло несколько лет, прежде чем я заставил его заговорить, так как он часто беспокоился, чуя запах зверя, но даже при этом он в конце концов заговорил, причем однажды — при ужасных обстоятельствах, о которых я расскажу в свое время.

Я остался доволен своим путешествием. В низинках я обнаружил зайцев, которых прежде частенько видал глазами зверя, и лис, но они сильно отличались от всех других своих сородичей, которых мне доводилось встречать ранее. Однако они меня не интересовали, потому что у меня не было недостатка в пище, причем пище хорошей.

Во время этого путешествия я проходил не более двух миль в день, если считать по прямой. Однако я так много кружил, осматривая местность в поисках чего-то нового, что всякий раз добирался до намеченного для ночлега места очень усталым. Ночевать я устраивался либо на дереве, либо на земле между двумя деревьями, огораживая пространство вокруг себя воткнутыми в землю кольями, чтобы ни одно животное не могло приблизиться ко мне, не разбудив.

Выйдя на побережье, я с удивлением понял, что по воле судьбы обосновался в наихудшей части острова. Здесь весь берег кишел черепахами, тогда как на моей стороне за полтора года мне удалось поймать только трех. Здесь также водилось несметное количество птиц самых разных пород, причем некоторые были мне известны, а иных я никогда прежде не видывал, и у многих из них мясо оказалось очень вкусным.

Признаюсь, что этот берег был гораздо привлекательнее, чем мой, и все же у меня не было ни малейшего желания переселяться сюда. Я уже привык к своему жилищу и, находясь в этом месте, чувствовал себя странником, оказавшимся на чужбине. И все же здесь было очень хорошо, и в течение трех ночей зверь радостно бегал по побережью, чего не делал на протяжении нескольких полнолуний.

Я прошел миль двенадцать по берегу в восточном направлении. Затем, установив высокий шест в качестве вехи, я решил, что пора возвращаться домой. Во время следующей экспедиции я вознамерился пройти на другую сторону острова, двигаясь на восток от моего жилища с тем, чтобы вновь выйти к этой вехе.

Я пошел домой другой дорогой, полагая, что прекрасно знаю остров и ориентируюсь на нем, благодаря чему выйду прямо к моему первому жилищу, но я заблуждался. Пройдя две-три мили, я спустился в очень широкую долину, со всех сторон окруженную лесистыми холмами, и потерял ориентацию, не зная, в какую сторону мне идти. Долина эта находилась в глубокой тени, и все деревья и растения в ней были изогнутыми и чахлыми, испытывая острый недостаток солнечного света. И в довершение ко всем моим несчастьям, все четыре или пять дней, что я пробыл в этой долине, погода стояла пасмурная.

Не имея возможности сориентироваться по солнцу, я плутал по долине, чувствуя себя неуютно и страдая от сырости и холода, и в течение всего этого времени ощущал беспокойство жившего во мне зверя, такое же сильное, как во время прошлогоднего землетрясения. Я был абсолютно уверен, что если бы в эти ночи было полнолуние, зверь сразу же убежал бы из этой долины, и это притом, что ему незнакомо то чувства страха, которое испытывает человек. И я часто ловил себя на мысли, что если бы не скрывавшийся во мне зверь, мне было бы намного хуже в этой долине, хотя я не мог объяснить, откуда у меня брались подобные мысли. Я чувствовал, что в этой долине есть нечто, что старалось держаться подальше от меня, подобно тому, как более мелкие животные сторонятся зверя, но не в такой степени и по какой-то иной причине.