Мать на минуту смешалась и даже слегка покраснела – в тот момент Юрий не придал этому никакого значения, – но потом ответила: «Попробуй поговорить с Провотворовым. Он тогда был нашим командиром. А сейчас в отставку вышел – может, у него язычок развяжется? У меня где-то был его адрес и домашний телефон. Можешь передать от меня привет». – «А телефон Германа?» – «Нет, у меня его нет. Но он в Министерстве обороны служит, спроси у отца, может, Владик достанет тебе его рабочий».

Телефон и адрес бывшего руководителя полка подготовки космонавтов Иноземцев у матери взял и продолжил свои изыскания. Побывал в подмосковном Калининграде, спросил о старом деле у отца. Тот поморщился: «Слышал я про такое. Но деталей никаких не знаю. И, как ты понимаешь, рассказать тебе ничего не могу». – «А телефон Германа мне достанешь?» – «Не трогай ты это дело, Юра! Зачем обязательно обгаживать святое?!» – «А зачем молодую девушку бросать на дороге без помощи?» – «Всё забыто и быльём поросло! Герман наверняка пострадал, в своё время наказали его и по строевой, и по партийной линии. Не могли не наказать». – «Но не по уголовной. А обычного человека, между прочим, за ту же самую историю посадили бы». – «Ладно, хочешь копаться в этой грязи, копайся – только на меня чтоб нигде не ссылался, ни письменно, ни устно». – «А телефон Германа?» – «Найду я тебе телефон».

Он и тестя Радия Рыжова спросил о происшедшем. И тот, хоть и не было его в ту пору в Москве, а служил он на камчатском полигоне Кура, тоже подтвердил: «Было дело». Но, как и отец, категорически не посоветовал Иноземцеву ничего писать.

Юра доложил о теме главному редактору. Тот очень сильно поморщился, взял показания дочери пострадавшей – почитать и подумать, а на следующий день вызвал молодого журналиста и сказал: «Ладно, разрабатывай тему. Только со всей деликатностью. И если мне вдруг на тебя пожалуются, – главред выразительно поднял палец к потолку, – пеняй на себя».

Однако запрос по уголовному делу в главную военную прокуратуру главред, хоть и заставил Иноземцева три раза переделывать, всё-таки подписал.

Юра тем временем позвонил генералу в отставке Ивану Петровичу Провотворову. Представился, кто он и откуда, передал привет от матери. Ледяной командирский тон после того, как генерал услышал имя Гали, потеплел: «Хорошо, молодой человек, приходите. Дом правительства знаете? Его ещё Домом на набережной с лёгкой руки вашего коллеги Трифонова называют».

На следующий день Иноземцев отправился к Провотворову. Старикан встретил его в квартире в Доме на набережной с видом на Кремль: высокие потолки, чёрная дубовая мебель с алюминиевыми инвентарными номерками.

Странное дело, Юра был в этом доме и, тем более, в этой квартире, совершенно точно, в первый раз, однако его вдруг охватило острейшее дежавю: будто бы знакомы ему и эта чёрная мебель с алюминиевыми номерами, и потолки из коричневого дуба, и вид из окна на Кремль. И даже сам Провотворов показался знакомым, хотя это как раз было немудрено: известный человек, много лет с космонавтами проработал.

Из кухни неодобрительно глянула сильно расплывшаяся женщина лет пятидесяти. Юра был препровождён в кабинет. Старику генералу в ту пору было под восемьдесят, а может, и больше, но выглядел он крепким и даже бравым, несмотря на лысую голову. Он пригласил Иноземцева присесть – в неудобнейшее дубовое кресло – и принялся долго, внимательно в Юру всматриваться. На удивление, глаза его после этого вдруг повлажнели, а потом он молвил: «Вот вы какой стали. А я ведь вас помню крохой – носились тут у меня по квартире». Юра поразился: «Мама меня к вам в гости приводила?» Но тут генерал смешался и пробормотал что-то вроде: «Да, было дело, столько лет утекло».

Тут в комнату снова заглянула давешняя дама средних лет – то ли прислуга генерала, то ли сожительница – и предостерегающе сказала: «Ваня!» Провотворов резко убрал влажность из взора, хмыкнул и вопросил: «Ну-с, молодой человек, задавайте ваши вопросы».

Для разбежки Юра попросил рассказать, как Провотворов был назначен командиром полка подготовки космонавтов, как тренировался и полетел Юра Самый Первый, как работала Валентина Первая. Тот принялся излагать, заученно и как по писаному, ни единым словом не отклоняясь от хрестоматийных святочных историй о героических советских покорителях космического пространства. Юра кивал, хоть и ни капли ему не был интересен этот рассказ и совсем не за ним он сюда пришёл. И тогда он неожиданно смешал все карты: в лоб спросил о ситуации с Германом и сбитой им насмерть женщине. Генерал сделал паузу, переваривая услышанное, а потом произнёс, опять строя предложения так, словно зачитывал текст, написанный на бумаге: «Все события, которые происходили во вверенном мне полку подготовки космонавтов во время моего командования, имеют грифы «секретно», «совершенно секретно» и «совершенно секретно – особой важности». Поэтому ни на этот, ни на другие подобные вопросы, которые имеют все признаки провокационных, я отвечать не намерен». Юра попытался было, хоть и заранее сознавал бесполезность своих усилий, уговорить генерала: «Но ведь теперь партией объявлена политика гласности, разоблачения всего вредного и несправедливого! Было бы правильно, если бы и вы, Иван Петрович, внесли свою лепту в данный процесс». Но генерал, стреляный воробей, на неумелую демагогию Иноземцева не повёлся. Молвил строго: «Молодой человек! Я с вами встретился только лишь и потому, что хотел оказать уважение моей давней соратнице Галине Иноземцевой. Но если вы будете продолжать свои провокационные вопросы, я попрошу вас удалиться».

Да! Компромата на космонавта-два, понял Юра, здесь не получишь, и тогда он ещё раз перевернул разговор и попросил генерала рассказать о маме, о том, какой она была в молодости. Но то ли он напугал старика своими предыдущими вопросами, то ли дама, два раза молча заходившая и взглядывавшая на Провотворова, сковала его уста, но генерал лишь промямлил в ответ нечто несусветно бюрократическое, вроде: «В период совместной работы с Галиной Иноземцевой я неоднократно отмечал, как для себя самого, так и в отчётах вышестоящему командованию, её высокие идейные, морально-политические и умственные качества, а также физическую подготовку».

По сути, говорить больше было не о чем, и Иноземцев откланялся (постановив для себя поподробней расспросить собственную мамашу о старике Провотворове). Генерал и его женщина выпроводили его с очевидным облегчением.

А когда Юра вышел из-под арки Дома на набережной на, собственно, эту самую набережную Москвы-реки, то вдруг столкнулся, лоб в лоб, со своей былой и так до сих пор и не забытой любовницей Валентиной.

Впервые – после безрадостной встречи два года назад.

Валя стала женственней и слегка раздалась, прибавила пару лишних килограммов. В глазах её по-прежнему блистают сексапильные чёртики, которые и завлекли Юру тогда, в мае восемьдесят пятого.

– Ты, – говорит она, нисколько не удивившись. – Как ты здесь?

– Брал интервью у одного здешнего жильца. А ты?

– А я то же самое делала, только в Театре эстрады. Очень интересная рок-группа, называется «Наутилус помпилиус». Слышал про такую?