* * *

Вместе с рейхсфюрером прибыл шофер, исполняющий одновременно и роль охранника, а также трое доверенных лиц. Все пятеро были в штатском и совершенно не выделялись среди многочисленных прохожих. О прибытии Генриха Гиммлера был осведомлен только бургомистр и двое его заместителей.

Рейхсфюрера встретили в военном аэропорту, выстроившись в коротенький строй. Привычно вскинули руки, пожелав здравицу фюреру, едва Гиммлер ступил на землю. После чего бургомистр распахнул перед гостем дверь служебного автомобиля.

– Прошу вас, господин рейхсфюрер. Отсюда недалеко, каких-нибудь двадцать минут.

Генрих Гиммлер попытался сохранить серьезность, ему ли не знать, где находится церковь Святой Екатерины. Ведь именно он отыскал село, в котором некогда проживал Гай Кассий, а оно находилось как раз на месте церкви Святой Екатерины.

К приходской церкви Генрих Гиммлер подъехал инкогнито, как раз перед утренней молитвой. Странно, но никто из спешащих мимо прихожан не узнал в нем влиятельнейшего человека Рейха, чьи портреты были растиражированы десятками тысяч экземпляров.

Только эсэсовец, стоящий у входа в церковь, пропитался значимостью, посуровел и выгнул спину, и без того весьма прямую.

Гиммлер поприветствовал его едва заметным кивком: уж эти люди всегда узнают своего начальника, в каком бы обличье он ни находился. Миновал притвор и прошел в небольшое помещение церкви. Народу в этот час было немного, лишь отдельные прихожане, что стояли у икон, склонив головы. В основном молились за упокой. Оно и понятно, идет война. Еще двое любопытствующих мужчин, явно непризывного возраста, склонились над Копьем судьбы, помещенным в витрине у самого алтаря, и о чем-то негромко разговаривали. Тоже не стоит удивляться, Копье судьбы производит впечатление даже на самых стойких.

Бросив на приближающихся любопытный взгляд, мужчины отошли к распятию Христа, у ног которого догорало три дюжины свечей.

Заложив руки на спину, Генрих Гиммлер с минуту смотрел на Священное копье, которое, по словам Гитлера, могло решить исход нынешней войны. Ничего особенного в Копье не было, если не считать того, что за ним была история длиной почти в два тысячелетия, и еще то, что им владели самые сильные личности Европы. Только от одного перечисления великих имен, чьи руки сжимали это копье, невольно перехватывало дух.

Повернувшись к бургомистру, стоявшему здесь же в почтительности, рейхсфюрер произнес:

– А не кажется ли вам, господин Либель, что металл как-то потускнел?

– Уверяю вас, рейхсфюрер, это не так. Для сохранения копья мы привлекли лучших специалистов империи. Под этим стеклом создан наиболее благоприятный микроклимат.

Рейхсфюрер удовлетворенно кивнул. Возможно, показалось, ведь он не видел копья с того самого времени, как его поместили в церковь. На губах Генриха Гиммлера мелькнула улыбка, и бургомистр, знавший рейхсфюрера как весьма угрюмого человека, только подивился неожиданному веселью.

Перевоз копья из Вены в Нюрнберг состоялся шесть лет назад.

Реликвия была доставлена на специальном бронепоезде в торжественной обстановке, сквозь многотысячную толпу встречающих и стоящих перед церковью была внесена в храм, где заняла самое почетное место. И вот сейчас Священному копью предстояло тайно покинуть свое пристанище, которое было определено для него судьей на долгие годы.

– Я забираю у вас Копье судьбы, – произнес Гиммлер.

Глаза бургомистра удивленно расширились:

– Что вы сказали?

– Вам не послышалось, господин Либель, я приехал для того, чтобы забрать у вас Священное копье. Вы, кажется, этого добивались? – ехидно поинтересовался Гиммлер.

– Не думал, что это будет так быстро… Для меня это весьма неожиданно.

– Дело государственное, а поэтому не терпит промедления.

– Признаюсь откровенно, мне, как хранителю Копья, расставаться с ним будет нелегко.

– Я вас понимаю, – сдержанно отвечал Гиммлер. Следовало завершить пустые формальности. А от никчемных разговоров он просто устал, их хватает и в повседневной службе. Не следовало забывать и о том, что в полдень у него назначена встреча с гаулейтерами Нижней и Верхней Баварии, так что пора было переходить к делу. – Но не станем затягивать время. Или вас что-то смущает? – Последняя фраза прозвучала несколько раздраженно, но виниться Гиммлер не собирался.

– Господин рейхсфюрер, а у вас имеется разрешение от канцлера?.. Я, конечно, все понимаю, – виновато продолжал Либель, разводя руками, – но следует соблюсти формальности.

Улыбка у Гиммлера получилась широкой, – не каждый день у рейхсфюрера СС спрашивают документы. Пожалуй, в последний раз это случалось, когда он учился в военном училище и увольнительную у него попросил начальник патруля. Будто в молодость окунулся… А ведь он уже давно не фаненюнкер, а бургомистр не начальник патруля. Веселье тотчас сменилось откровенной озабоченностью: подобную просьбу можно расценивать как падение его личного авторитета.

– У меня есть такая санкция, – как можно равнодушнее произнес Гиммлер. – Разрешение написано самим канцлером на бумаге Рейхсканцелярии. – Открыв кожаный портфель, с которым он практически не расставался, рейхсфюрер извлек из него тонкую белую папку. Расшнуровав ее, достал бумагу и протянул ее хранителю копья. – Теперь это разрешение должно находиться у вас.

Бургомистр взял санкцию: наступил тот самый момент, когда от власти чиновника средней руки может зависеть судьба целого государства. Гиммлер внимательно смотрел в его лицо: интересно, а сам он осознает ответственность момента?

Внимательно прочитав бумагу, Вилли Либель одобрительно кивнул.

– Теперь копье можно забрать, господин рейхсфюрер, не сомневаюсь в том, что вы распорядитесь им должным образом. Копье находится под сигнализацией. Я сейчас обесточу её. Подождите меня, пожалуйста, здесь.

– Только поторопитесь, у меня не так много времени.

Теперь Гиммлер убедился в том, что на должность хранителя копья они подобрали весьма надежную кандидатуру, – он не собирался раскрывать секреты сигнализации даже доверенному лицу канцлера.

Вилли Либель вышел из церкви. Через приоткрытую дверь было видно, как он подозвал к себе дежурного эсэсовца и что-то негромко ему сказал. После чего они вдвоем направились к пристрою, стоящему во дворе церкви. Вошла группа эсэсовцев во главе с немолодым гауптштурмфюрером. Негромко, голосом проповедника, он объявил немногим молящимся о том, что службы в этот раз не будет, и просил покинуть церковь. Первыми вышли двое немолодых мужчин, затем столь же безропотно церковь покинули и остальные.

Вернулся бургомистр скоро. В руках он держал огромный ключ, который больше подходил бы для открытия крепостных ворот.

– Надеюсь, все формальности соблюдены, господин Либель? – не скрывая раздражения, спросил Гиммлер.

Бургомистр оставался невозмутимым, – он и не думал робеть под тяжеловатым взглядом рейхсфюрера.