Стамбул – город, где современные здания, сверкающие стеклянными поверхностями, по которым стекает солнце, соседствуют с лачугами, ничем не отличающимися от тех, что стояли там столетия назад. Современные дорогие авто протискиваются по узким грязным улочкам без тротуаров, и пешеходам, чтобы пропустить машину, приходится прижиматься к стенам домов. Город шикарных дворцов и парков с цветущими розами и голых каменных переулков, где дети играют прямо на дороге, между стенами, закрывающими их от всего мира.

Плутовской, бесконечный, петляющий город – паутина переулков, пронизанная шумными туристическими магистралями.

Он был сродни моей собственной судьбе на тот момент: хитросплетения, из которых не выбраться даже с картой. Соединение на одном пространстве давно сгнившего, почти отмершего прошлого и странной, еще не понятной новизны. Двух религий, двух культур – старой веры в незыблемость брака и новой веры – в себя.

Дурманный город – город наргиле, яблочного чая и неспешной праздности, где будний день ничем не отличается от выходного. Город, где у одной из мечетей рослый старик с аккуратной седой бородкой продает ароматические масла в кристальных флаконах, а на кладбищах цветут розы.

Знакомство со святынями Стамбула я начала со Святой Софии. После ее посещения я больше получаса сидела на площади, уминая купленный здесь же бублик с кунжутом и приходя в себя после первого соприкосновения с вечностью. Даже гигантские кожаные щиты с арабской каллиграфией не смогли привнести в Святую Софию ничего мусульманского. Когда-то роскошные, а теперь сбитые и изувеченные фрески придавали храму великомученический ореол. Подобное ощущение вечной силы я до этого испытывала лишь единожды, в Нотр-Даме: тогда впервые я почувствовала себя песчинкой, случайно, на долю секунды приставшей к боку скалы.

Придя в себя, я решила, что святости на мою душу пока хватит. Следующим намеченным пунктом был дворец Топкапы.

И вот здесь, когда вечер лег золотыми отблесками на павильоны, колоннады и мозаичные стены, я впервые испытала приступ того страха, от которого так долго бегала в Москве. Одиночество накрыло меня холодным сумеречным одеялом, гасящим все цвета и звуки.

До какого-то момента я была слишком поглощена своими ощущениями от Города, Храма и Дворца, чтобы думать о чем-то еще. Но приблизился вечер, и неожиданно для себя я почувствовала дыхание сумерек.

Часы показывали всего-навсего половину шестого. Но, как и любой восточный город, Стамбул живет в ином ритме, чем западные цивилизации. Большая часть музеев закрывается уже в пять часов, а кое-что и в четыре. Топкапы – редкий случай – был открыт до шести. Но вдруг обнаружилось, что в просторном внутреннем дворе дворца, где еще два часа назад толпились туристы и школьники, я нахожусь одна. Закатное свечение неба, чуть смягченное облаками, залило двор одновременно с тишиной. Странная тишина, непривычная уху городского человека, – застывший воздух, где слышен только шелест листьев и редкие дальние крики ворон. Закатная тишина, теплая, но какая-то неживая… или, возможно, она казалась неживой в этой замкнутой пустоте дворца – между галереями, между роскошными павильонами, оставленными как дорогие игрушки. Я сидела на скамейке под огромным деревом, ровесником дворца, и чувствовала, как эта тишина обступает меня плотной вязкой массой, затягивает как трясина. Мне стало страшно неуютно в этом мертвом воздухе, где не слышно человеческого голоса. Казалось, меня закупорили в кувшин с прозрачными стенами. Мир вокруг стал недоступным и почти несуществующим. Исчез и волшебный город Стамбул, раскинувший сети улиц вокруг дворца, и волны Босфора, и соблазнительная пахлава в кондитерских лавках, и аромат из наргиле, тянущийся по улицам. Существовал только маленький кусочек пространства – деревянная скамейка, на которой сидела я в своем одиночестве. И не было никакой разницы, где находится эта скамейка – в Москве, Стамбуле или на Лысой горе.

Я попыталась пробудить себя, напомнив, что сбылась моя давняя мечта. Как же так?! Вот я сижу в центре одного из самых удивительных городов мира, где куда стремилась. Я пережила сегодня такие впечатления, о которых тысячи людей могут только мечтать. Я ежеминутно соприкасалась с древностью – не это ли моя вечная страсть? Я сижу во дворе настоящего восточного дворца, и нет никого, кто помешал бы мне наслаждаться красотой этого брошенного мира. И при этом я чувствую себя брошенной и одинокой? Абсурд! Ерунда!

Я попыталась изгнать из себя это слабое, но так неприятно зудящее чувство, объясняла, что здесь, в великолепном Царьграде, страх одиночества абсолютно неуместен… но от этих лживых утешений – как от дрожжей – тоска только пухла и увеличивалась в размерах.

Я попробовала убедить себя в том, что счастлива, но это было непросто сделать, ведь чувствовала я себя абсолютно несчастной. Сделать вид, что не нуждаюсь сейчас ни в ком, так же сложно, как не замечать острое чувство голода.

Сильный независимый Ангел достал из рюкзака палантин, завернулся в него, как в детстве закутываются в одеяло, прячась от ночных страхов, и заплакал.

– Когда страх невозможно подавить, надо сделать его своим союзником.

Эту фразу сказала Ася на одной из последних встреч. И посмотрела при этом на меня. Всю жизнь до этих слов, всплывших в вечернем воздухе Стамбула, я знала только один метод взаимодействия со страхом и слабостью – активная и беспощадная борьба. Я воспитывала свою волю соблюдением православных постов, побеждала страх высоты, прыгая с «тарзанки», выкорчевывала пристрастие к сладкому при помощи жесткой фитнес-диеты – абсолютно не нужной при моей комплекции.

Я всегда считала страх и слабость главными ограничителями моей свободы. А значит, главными врагами.

«То есть ты считаешь себя своим главным врагом? Вместо того чтобы стать своим главным помощником?» – насмешливо спросил из воздуха голос невидимой Аси.

«Легко тебе говорить!» – Я высунула нос из-под палантина и угрюмо посмотрела вверх, словно Ася была там.

«Говорить всегда легко, – согласилась невидимая, но от этого не менее ехидная Ася. – Но ты же любишь устраивать себе тренинги на пустом месте. Вот и тренируйся. Разве не помнишь основные принципы любой тренировки? И это называется Девушка-в-чулках! Девушка с десятилетним фитнес-стажем!»

Я знала основные принципы. Чтобы тренировки давали результат, следовало работать на пределе возможности. Столько, сколько можешь, и чуть больше. Чем труднее упражнение, тем больший эффект оно дает. Если после привычного числа подходов не устал, прибавь утяжеление. Мышцам должно быть трудно: им необходимо сопротивляться нагрузке, переживать боль. Точно так же и на йоге. Прежде чем научишься легко стоять в асане, сначала нужно научиться стоять через небольшую боль. Пусть немного, пусть всего на несколько мгновений, но придать телу необходимую форму, сесть в лотос. Боль становится союзником: проживая ее, обретаешь силу.

Меня осенило.

Здесь действовал тот же самый принцип. Душа, не привыкшая к одиночеству, от первых опытов мучилась болью. И это было естественно – как и боль в мышцах после первой тренировки. Не имело смысла глушить ее.