У него было много времени на изучение этих стен. Когдазахлопывалась дверь камеры и гасли огни, просто не на что было смотреть.

Новички всегда трудно адаптируются к тюремной жизни. У нихначинается нечто вроде горячки. Особо нервных приходиться даже пичкатьуспокоительными в лазарете, чтобы они пришли в норму. Довольно обычным занятиемдля нас, стариков, является слушать крики какого-нибудь бедняги, только вчерапопавшего в нашу милую семейку. Он бьется о прутья решетки и кричит, чтобы еговыпустили, и по блоку проносится слух: «Новенький попался».

Энди не выкидывал никаких штучек, когда попал в Шоушенк в1948, но это не значит, что он не испытывал тех же переживаний. Он находился награни сумасшествия, возможно, и он сумел удержаться на этой грани и не потерятьрассудок. Хотя это так тяжело, когда старая жизнь рушится в одно мгновение, иначинается долгий кошмар, жизнь в аду.

И что же он сделал? Он стал искать какого-нибудь занятия,чего нибудь, что помогало бы убить время и дать пищу для деятельности сознания.В тюрьме можно найти множество разнообразных способов развлечься: похоже, чточеловеческий мозг бесконечно изобретателен и имеет неограниченные возможности,когда дело касается развлечений. Я уже рассказывал о скульпторе, создавшем «Тривозраста Иисуса». Многие собирают коллекцию монет, и их всегда крадут. Кто-токоллекционирует марки, и я знаю одного парня, у которого были почтовые открыткииз 35 стран мира, и он отвернул бы голову тому, кто посмел бы тронуть егоколлекцию.

Энди интересовался камнями. И стенами своей камеры. Я думаю,первоначально его намерения заходили не слишком далеко. Разве что выбить свои инициалына стене. Или, может быть, несколько строчек стихотворения. Вместо того все,что он обнаружил, был удивительно мягкий бетон. Возможно, с первого же ударамолотка от стены откололся хороший кусок. Я представляю себе, как Энди лежит насвоей койке, вертит в руках кусок бетона и задумчиво его разглядывает. Насекунду стоит забыть о том, что Вы находитесь в проклятой Богом дыре, что всяпрошлая жизнь дала трещину и разлетелась на мелкие кусочки. Обо всем этомсейчас лучше не думать и внимательно посмотреть на этот кусок бетона.

Через несколько месяцев он решил, что будет забавнопосмотреть, какое количество бетона он сможет вытащить, выбить из стены. Нонельзя ведь начать, долбить стену вполне откровенно. И потом, когда придетнедельная проверка (или одна из тех неожиданных проверок, которые вечнообнаруживают у заключенных травку и порнографию) просто сказать охраннику:«Это? Просто я ковырял маленькую дырочку в стене. Пустяки, не обращайтевнимания».

Нет, так он поступить не мог. Поэтому он пришел ко мне испросил, нельзя ли достать плакат с Ритой Хейворт. Большой экземпляр.

И, конечно, тот самый молоток. Помню, когда я доставал его в1948 году, я подумал, что уйдет шесть сотен лет на то, чтобы пробить такойштуковиной стену. Вполне резонно. Но Энди пришлось проходить только половинустены, да еще из довольно мягкого бетона, и на это ушло всего лишь 27 лет и дваистершихся молотка.

Большую часть одного из этих лет пришлось потратить наНормандена. К тому же Энди приходилось работать ночью, когда все, включаяохранников ночной смены, спят. Но я подозреваю, что более всего работу замедляянеобходимость куда-то девать вынутые из стены куски.

Приглушить звук молотка можно было с помощью полировальныхподушечек, но что делать с раскрошившимся бетоном и попадающемся гравием?

Помню одно воскресенье вскоре после того, как я принес Эндимолоток. Помню, как я смотрел на Энди, идущего по двору. Вот оностанавливается, подбирает камушек… и тот исчезает в рукаве тюремной куртки.Такой карман в рукаве – старый тюремный трюк. В рукаве или в штанинах брюк.Помню и другое свое наблюдение. Энди Дюфресн прогуливался по двору в жаркийлетний день, когда вокруг нег Энди легкий ветерок, казалось, поднимал и кружилпесчинки и пыль.

Стало быть, у него была пара потайных карманов. В нихнабивался раскрошенный цемент, и как только Энди оказывался в сравнительнойбезопасности, и никто не наблюдал за ним довольно пристально, он выпускалцементную пыль. Старый трюк, который применяли пленники времен второй мировойвойны, устраивающие подкопы.

Проходили годы, и Энди понемногу выносил свою разрушавшуюсястену на тюремный двор. Он участвовал в махинациях каждой новой администрации,и все думали, что он это делает потому, что хочет расширять библиотеку.Несомненно, в этом была доля истины, и довольно большая. Но главное заключалосьв том, что Энди хотел оставаться один в четырнадцатой камере пятого блока.

Не знаю, были ли у него реальные планы побега. Или, покрайней мере, надежда на побег. Возможно, он считал, что стена более чемтвердая и длинной 10 футов. И если даже он пройдет этот путь, то выйдет наружув тридцати футах над прогулочным двором. Но как я уже сказал, не думаю, чтобыон как-то беспокоился и особо задумывался на этот счет. Его мысли могли течь последующему руслу: я прохожу всего фут стены за семь лет, значит, наружу смог бывыйти только лет через семьдесят, в сто один год, но и черт с ним со всем, будьчто будет.

Посмотрим, как развиваются события дальше. Энди знает, чтоесли его увлечение обнаружат, он получит изрядный срок карцера и черную отметкув карточке. А так как регулярные проверки происходят каждую неделю, анеожиданная может придти в любой момент, и чаще всего это происходит ночью, товсе это не может продолжаться слишком долго. Рано или поздно какой-нибудьохранник может заглянуть за картинку, чтобы проверить, не прячет ли там Эндиостро наточенную ручку алюминиевой ложки или сигарету с травой. И Энди сделализ этого игру: поймают или не поймают? Тюрьма – чертовски скучное место, ивозможность нарваться на ночную комиссию в то время, как Рита Хейворт снята состены, как всякий риск, вносила некий интерес и разнообразие в жизньзаключенного на протяжении первых лет.

Думаю, что с помощью одного везения ему не удалось быпродержаться двадцать семь лет. Но первые два года – до мая 1950, когдапроизошел эпизод с Байроном Хедлеем – надеяться приходилось только на везение.

Кроме того, конечно, у него были деньги. Можно было каждуюнеделю распространять между дежурными охранниками небольшую сумму, чтобы они неслишком тщательно обыскивали его камеру во время проверок. Охранники не особоусердствуют в таких случаях: деньги у них в кармане, и пусть себе заключенныйспокойно курит свои сигареты или развешивает картинки. К тому же, Энди всегдабыл паинькой. Тихий, хладнокровный, корректный, он вовсе не напоминал техдебоширов, к которым проверка приходит чаще, чем к остальным, переворачиваетподушки и проверяя канализационную трубу.

Тогда, в 1950, Энди стал чем-то большим, чем простопримерным заключенным. Он стал заметной фигурой, человеком, который умеетобращаться с бухгалтерией. Он оформлял счета, давал советы по планированиювложений, заполнял бланки договоров по займу и аренде. Я помню, как однаждыЭнди сидел в библиотеке, терпеливо прорабатывая параграф за параграфомсоглашение о прокате автомобиля с начальником охраны. Он рассказывал во всехподробностях, что в договоре хорошо и что плохо, объясняя непонятные термины ипредостерегая от операций с финансовыми компаниями, которые отличались отсидящих в Шенке грабителей только тем, что были официально зарегистрированы ипризнаны. Когда он окончил, начальник начал было протягивать ему руку дляпожатия… и быстро отдернул ее обратно. На секунду он забыл, что находится втюрьме и имеет дело с заключенным.