Сам Робертс был не падок до такого рода развлечений. Он почти не брал в рот спиртного, лишь изредка и только на берегу позволяя себе стакан-другой дорого изысканного вина. Женщины из таверн и кабаков внушали ему если и не отвращение, то полное равнодушие — от них разило мускусом и дешевыми духами, а их блестящая, как полированное дерево, кожа казалась капитану скользкой и липкой. Посему он посещал публичные дома лишь в тех местах, где предлагали услуги белых наложниц, да и то выбирал себе пассию далеко не сразу, а лишь хорошо присмотревшись. Таких девушек по всему Карибскому побережью у него было три или четыре. Владельцы веселых заведений, прослышав, что шхуна «Виолетта» пришвартовалась в их порту, сразу освобождали этих «избранниц» от услуг другим посетителям, ибо Робертс платил не просто щедро, но сверхщедро.

Поговаривали и о том, что где-то, на Ямайке, капитан Удача нередко посещает некую вдовую даму, которой дарит бриллианты и даже однажды подарил чистокровного арабского скакуна, захваченного на каком-то судне. Но этого никто не мог знать наверняка — Робертс никого не подпускал к своим личным делам, даже его команда знала о нем все, только когда они были в плавании. Пираты нередко спрашивали, как это капитан иной раз по полгода не общается с женщинами и, кажется, не тоскует от этого. На что тот отвечал, что его любимая женщина — море и она всегда готова ублажать его, как он пожелает — то тихими ласками, то самой бурной и неистовой страстью.

С индейцем по имени Камышовый Кот Бартоломью познакомился во время одного из своих походов. Он нашел краснокожего на пустынном берегу совершенно незаселенного острова, с двумя стрелами, засевшими одна в ноге, возле самого колена, другая в шее, причем эта вторая прошла насквозь. Пираты подивились, как это индеец с такими ранами до сих пор жив — те, с кем он сражался, наверняка оставили его здесь не один час назад. Робертс не стал слушать возражений своей команды, по многим причинам не любившей индейцев, и подошел к раненому. Тот привстал на колени и, выставив перед собой нож, спросил: «Гринго?» — «Я что, похож на испанца?»[22] — обиделся Бартоломью. И, бесстрашно приблизившись вплотную, сумел аккуратно извлечь обе стрелы.

После этого Камышовый Кот три дня отлеживался в тени парусов на палубе «Виолетты», но, когда корабль встал для пополнения запасов воды в какой-то бухточке, индеец ночью внезапно исчез. Он ничего не украл, хотя, по правде сказать, красть было особенно нечего: капитан Удача требовал от своей команды всегда аккуратно прятать оружие и не раскидывать, где попало, деньги и другие ценности. Все были уверены, что краснокожий исчез навсегда, что очень обрадовало команду. Однако спустя еще пару дней Камышовый Кот (свое имя он назвал Робертсу в первый же день) вновь объявился на шхуне. Он подплыл к ней на каноэ, в проливе между двумя островами, и замахал рукой, прося, чтобы его взяли на борт. Капитан Удача приказал кинуть индейцу канат. Тот укрепил возле корабля свою лодочку и живо вскарабкался на борт. Когда же Робертс к нему подошел, отцепил от пояса и подал небольшой кожаный мешочек. Бартоломью развязал его, наклонил, и на ладонь капитану высыпалось штук двадцать жемчужин разной формы и величины.

Тут уже команда отважного флибустьера посмотрела на индейца куда дружелюбнее. К тому же он проявил благодарность, которую его соплеменники крайне редко проявляли по отношению к белым, и пираты решили, что этот краснокожий не такой, как остальные, а значит, с ним, может быть, и можно иметь дело.

Оказалось, что Кот немного говорит по-испански, а так как Бартоломью тоже чуть-чуть мог изъясняться на этом языке, они смогли поговорить. На вопрос, почему Кот так внезапно покинул шхуну, тот ответил кратко: «Ходить туда, где жил мой враги. Те, что убивали мой скво и хотели убивай Камышовый Кот!» — «Ты нашел их?» — спросил капитан. Вместо ответа индеец снял с пояса еще один мешочек и вытащил оттуда другое «сокровище»: три еще не высохших скальпа. «Их быть четыре, — с сожалением заметил индеец. — Один умирать от рана, который Камышовый Кот ему делать, там, где ты находил Камышовый Кот. Другие его хоронить, и Кот не мог взять скальп».

Больше они не возвращались к этой теме. Робертс знал, что уцелевшие на части карибских островов индейские племена нередко враждуют друг с другом, а потому приключения нового знакомого его ничуть не удивили. Что до жемчуга, то это могли быть сокровища самого Камышового Кота, припасенные для обмена на оружие или ром, могли быть взяты им у убитых врагов, такие подробности не волновали капитана Удачу. Спасенный им индеец отплатил за лечение и гостеприимство, и это было в порядке вещей.

Когда же гость заявил, что хотел бы остаться на шхуне, команда вновь было зароптала, но Робертс решительно возразил:

— Ребята, у нас на шхуне есть англичане, есть французы, есть один португалец, есть двое голландцев. Почему бы не быть и одному индейцу? Если ему захотелось поплавать под черным флагом — милости просим. Надо думать, он снял скальпы не со всех своих недругов, вот и не хочет оставаться на этих берегах.

С тех пор вот уже год, как Камышовый Кот стал членом команды «Виолетты». Он был выгодным товарищем: сразу сказал, что ему не нужна полная доля добычи, то есть не очень нужны деньги, потому что он не пьет огненную воду и не хочет носить одежду европейцев — она только мешает. Правда, развлекаться с прибрежными скво индеец был очень даже не против, а для этого деньги были как раз нужны. В конце концов договорились, что он будет получать половину доли деньгами, а другую половину — всякими блестящими побрякушками, до которых суровый воин был необычайно падок: он обожал носить яркие ожерелья, вдевал в уши большие золотые серьги, обвешивал пояс всевозможными подвесками, кольцами, талисманами. При этом индеец бывал отважен в драке, но свято исполнял требование капитана: без надобности и без команды никогда никого не убивать. Даже ненавистных ему испанцев убивать разрешалось только в морском сражении, когда же они сдавались, никто из команды не имел права поднять на них руку. И Камышовый Кот смирился с этим. Он ограничивался тем, что обычно показывал пленным скальпы своих врагов, которые возил с собой и свято берег.

С командой у индейца были ровные отношения — никто не был к нему по-настоящему расположен, но никто и не питал к краснокожему откровенной неприязни, и его это устраивало. Капитана Удачу он отличал ото всех и явно был к нему расположен; что до самого Робертса, то тому была приятна симпатия индейца, но не более того. За этот год они не подружились и не стали близкими приятелями. И не оттого, что Бартоломью претило сдружиться с краснокожим или сказывалась разница в развитии. Просто Робертс вообще ни с кем не был по-настоящему дружен. Он очень любил свою команду, берег ее, следил за тем, чтобы никто не бывал обижен ни в дележе добычи, ни в возможности отдыхать и развлекаться, но ни один из отважных флибустьеров не стал близким другом капитана. Он очень доверял своему помощнику, португальцу Серхио Клемендо, мог подолгу с ним говорить, иной раз, на берегу, они вместе пили дорогое вино, ибо Серхио тоже был гурманом и тоже не любил рома. Однако и этот человек знал о своем капитане не больше, чем все остальные.