– Ты в костюме Санты, – заржал Лео.

Я оторвал кусок от сэндвича с бананом, лежавшего в его тарелке, и запихнул в рот.

– Не понял?

Ответила бабушка:

– Когда мы с тобой говорили о том, как ты можешь помочь, ты сказал, что сделаешь все, что мне нужно, правда?

– Правда. Мне кажется или в твоих словах кроется подвох?

Лео засмеялся:

– Она собралась напялить на тебя костюм сраного Санты! В воскресенье, вместо дедушки.

Я наставил на Лео палец.

– Следи за языком!

– А что я такого сказал? Сраного? Это даже не ругательство! Ты и похуже говоришь, я слышал.

– Я взрослый.

– И что?

– А ты нет.

Бабуля встала и взяла пустую тарелку Лео.

– Грант, в словах мальчика есть своя логика. Если ты требуешь от него вести себя определенным образом, тебе и самому нужно соблюдать свои правила.

Лео хитренько улыбнулся. Маленький поганец знал, что с бабушкой я спорить не стану.

– Во-во, я все плохие слова только за тобой и повторяю!

Я кивнул и язвительно бросил:

– Иди ты в задницу!

Лео указал на меня пальцем и наябедничал бабуле:

– Видишь, он опять начал!

Ба вздохнула и отвернулась к раковине, чтобы вымыть тарелку Лео.

– Уймитесь, мальчики!

Сорванец уже хотел отправить в рот последний кусочек сэндвича, но я выхватил у него из пальцев лакомство и бросил в рот.

– Эй! – взвыл Лео.

Я ухмыльнулся.

– Ты же слышал, что сказала леди. Уймись, мелкий!

Бабуля вернулась к столу.

– Грант, мне очень нужно, чтобы ты побыл в роли Санты на летнем Рождестве в «Доме Пии». Обычно в этой роли выступает дед, но в этом году он, по-моему, не сможет. Он все чаще забывает, что делал, а я не хочу, чтобы он напугал маленьких детей.

– Больше никого найти нельзя?

Ба нахмурилась.

– Это семейная традиция, которая по праву переходит к тебе.

Лео ухмылялся от уха до уха.

– Ага, Грант, это семейная традиция!

Маленький засранец сегодня был в ударе, но я не мог отказать бабушке, хотя сразу почуял неладное, когда бабуля завела разговор о том, чем я могу помогать. Отказаться было нельзя.

– Прекрасно, – я надулся. – Но если малыши меня обдуют, на будущий год эта традиция перейдет к мужу Кейт.

Бабуля подошла и сжала мои щеки мягкими ладонями.

– Спасибо, милый. Для меня это очень важно.

Вечером, когда я вез Лео домой, он сказал, что уезжает на выходные в Сан-Бернардино и не попадет на летнее Рождество и на июльский фестиваль.

Я невольно покосился на него, но тут же перевел взгляд на дорогу.

– А что тебе делать в Сан-Бернардино?

Я знал только одну причину, по которой Лео могли туда выдернуть, но надеялся, что ошибся.

– Так мать же вернулась в город. Она повезет меня в гости к сестре.

Блин…

– Роза повезет тебя повидать Лили?

Лео невесело кивнул.

– Так мне соцработница сказала.

Грант – 11 лет назад

– За руль ее не пускай, она снова всю ночь не спала, – шепотом сказала мне мама, когда мы пили кофе на кухне.

– Да я в курсе, она опять рисовала в гараже. Отрубится прямо в машине. Я ее одну не отпущу.

Лили снова жила у нас, вернувшись в четвертый раз за четыре года. Система опеки создала порочный круг: всякий раз, как Лили начинала привыкать, ее возвращали мамаше, хотя она абсолютно не хотела ехать. Оказавшись под одной крышей с Розой, Лили проникалась и начинала о ней заботиться, чтобы мать не вернули в психушку, но рано или поздно дела становились совсем плохи, Лили изымали у матери и возвращали нам. Несколько месяцев она приходила в себя, а затем цикл повторялся.

Ущербная система. Но с сегодняшнего дня Лили раз и навсегда официально избавлялась от вывертов государственной опеки, потому что ей исполнялось восемнадцать. К сожалению, единственное, чего она хотела в качестве подарка – съездить навестить мать. Поэтому-то Лили и рисовала всю ночь: всякий раз, когда дело касалось Розы, ее охватывала тревога, а живопись немного успокаивала.

– Мы тут с отцом посоветовались, – начала мама. – Может, Лили походить к психологу? Частному, конечно, не школьному. Она у нас консультировалась у пяти разных специалистов, и мне кажется, определенная стабильность пойдет ей на пользу. Девочка многое пережила – эти постоянные швыряния туда-сюда, наш переезд из Биг-Бэр-Лейк ближе к Лос-Анджелесу ради моего лечения, мою болезнь…

Конечно, Лили намучилась. Мамин диагноз – рак яичников – она приняла так же близко к сердцу, как и я. Я-то не сомневался, что Лили необходимо с кем-то регулярно беседовать, но она с нетерпением ждала своего восемнадцатого дня рождения как раз затем, чтобы государство не могло больше заставлять ее ходить к мозгоправам. При слове «психотерапевт» она мгновенно ощетинивалась и кричала, что она не сумасшедшая, как ее мать.

– Ох, мам, она, наверное, не захочет.

– Если кто-то и сможет ее уговорить, так это ты. Вы друг дружке ближе, чем брат и сестра.

Я помрачнел – наша ложь и скрытность тяжким камнем лежали у меня на душе, но если бы родители узнали, что мы с Лили стали парой еще в пятнадцать лет, они могли и перестать принимать ее обратно. Система опеки точно перекрыла бы нам кислород… Повзрослев, мы продолжали помалкивать, потому что так было проще. Если бы мама знала, что мы спим вместе, нам больше было не остаться вдвоем за закрытыми дверьми, особенно при наличии в доме моих младших сестер.

– Ладно, посмотрю, что я смогу сделать.

Лили вбежала в кухню и звонко поздоровалась:

– Доброе утро!

Ее переполняла энергия, хотя она и рисовала всю ночь. В последнее время настроение у Лили было либо прекрасное, либо подавленное, полутонов не осталось. Но я ей сочувствовал – попробуй-ка переживи столько.

– С днем рождения! – Мама встала, крепко обняла Лили и нежно стиснула ее щеки, прихватив немного волос. – Восемнадцать лет!.. Сегодняшний день принесет тебе свободу. Ты жила у нас, потому что так пришлось, но я надеюсь, теперь ты останешься с нами уже по собственному желанию. Ты член нашей семьи, Лили.

– Спасибо, Пия.

Мама всхлипнула и покачала головой.

– Ох, я совсем расчувствовалась… Не хочу портить тебе праздник, поэтому позволь просто подарить тебе… – Она взяла два свертка с кухонного стола и подала Лили. – С днем рожденья, милая детка!