И снова Эдит попала в цель. Сблизившись с «Товарищами», заключив этот вроде бы противоестественный союз, она круто изменила свою карьеру и утерла нос всем, кто обвинял ее в излишней склонности к интеллектуализму. Убедившись, что эта вокальная группа никогда ее не затмит – как это могло случиться с Ивом Монтаном, – Пиаф отправится с ней в творческое приключение, которое продлится около двух лет.

15 мая 1946 года, через четыре дня после первого совместного выступления в «Клубе Пяти», Пиаф вывела «Товарищей» на сцену Дворца Шайо, где давала сольный концерт в сопровождении оркестра, состоявшего более чем из пятидесяти музыкантов. Чтобы как-то поучаствовать в столь знаменательном событии, Жан Кокто написал текст, который актер Морис Эсканд прочел непосредственно перед представлением. Эта хвалебная речь хорошо известна почитателям творчества Воробышка, ведь ее сотни раз цитировали в самых различных газетах и книгах. Однако мы осмелимся привести ее почти полностью, потому что этот текст, обладающий несомненной литературной ценностью, лучше всего отражает то, что Кокто называл гением Пиаф.

«Она неподражаема, – пишет поэт. – Никогда раньше не было Эдит Пиаф, и такой второй не будет никогда. Как Иветт Гильбер или Ивонн Жорж, как Рашель или Режана, она – звезда, которая пожирает себя в ночном одиночестве неба Франции. Именно ею любуются пары, сплетенные в объятиях, которые еще могут любить, страдать и умереть.

Посмотрите на эту маленькую особу, чьи руки – ящерицы из руин, посмотрите на ее лоб Бонапарта, ее глаза слепца, к которому только-только вернулось зрение. Как она споет? Как выскажет себя? Как она извлечет из своей узкой груди великие жалобы ночи?

И вот она поет, или, скорее, по примеру апрельского соловья, она смакует свою песнь любви. Вы когда-нибудь слышали работу соловья? Он томится, он сомневается, прочищает горло, голос изменяет ему, устремляется ввысь и снова стихает. И вдруг, совершенно неожиданно, соловей находит нужную ноту, выводит вокализу, он потрясает.

Очень быстро Эдит Пиаф, которая зондирует себя и зондирует свою публику, нашла свою песню. И вот голос, который выходит из недр, из внутренностей, голос, который окутывает с головы до ног, развертывается высокой волной черного бархата. Эта теплая волна топит нас, захлестывает, проникает в нас. Дело сделано. Эдит Пиаф, словно невидимый соловей, усевшийся на ветке, сама становится невидимой. Ничего не остается, кроме ее взгляда, ее бледных рук, этого воскового лба, озаренного светом, и этого голоса, который увеличивается, поднимается, поднимается, который понемногу вытесняет ее, который увеличивается, как тень на стене, победно вытесняя эту робкую девушку.

С этой минуты гений мадам Эдит Пиаф становится видимым, и каждый может ощутить его. Она превосходит саму себя, она превосходит свои песни, она превосходит музыку и слова. Она превосходит нас всех. Душа улицы проникает во все комнаты города. Это уже не мадам Эдит Пиаф поет, это хлещет дождь, дует ветер, лунный свет раскидывает свою вуаль».

Через две недели после этого вечера, во время которого Пиаф снова исполнила «Les Trois Cloches» вместе с «Товарищами», по радио запустили первую передачу (четверть часа каждая) из цикла, озаглавленного «Восемь парней и одна девушка пели». Своеобразный способ скрепить их сотрудничество. Месяц спустя Эдит появилась вместе с новыми друзьями в студии звукозаписи; помимо «Les Trois Cloches», они исполнили еще несколько французских народных песен: «Dans les prisons de Nantes» («В тюрьмах Нанта»), «Le roi a fait battre tambour» («Король приказал бить в барабаны»), «Céline».

Эта творческая эволюция, конечно же, сопровождалась новыми потрясениями в области чувств. Ведь мы уже не раз отмечали, что талант Пиаф раскрывался в полной мере, только когда она была влюблена. После возвращения из Германии, а это произошло в апреле, Монтан буквально преследовал Эдит. Но она отказалась от встречи с бывшим любовником. Дело в том, что после знакомства с «Товарищами» ее сердце и мысли принадлежали другому мужчине. У певицы завязался роман с Жаном Луи Жобером, лидером фольклорной группы. Этот эльзасский еврей сразу же очаровал Малышку, ее покорили его жизнерадостность и острый ум. «Эдит была сражена Жаном Луи, его юмором, его шутками, которые заставляли ее смеяться до слез», – напишет в книге воспоминаний Даниель Бонель[73], жена аккордеониста Пиаф. Больше всего в молодом человеке – а он младше Пиаф на пять лет – Эдит тронула его прямота. Прямота, по мнению самой певицы, крайне «заразная». «Я уверена, что действительно люблю его, – пишет она 10 июня своему наперснику Жаку Буржеа, – а также уверена в том, что он никогда меня не разочарует, потому что он никогда не лжет. Вот так… Я наконец получила возможность стать той, кем мечтала стать всегда, – хорошей девочкой, которой мужчина может доверять».

Привыкшая к любви с первого взгляда, Эдит отдалась чувствам безоглядно, в то время как новому избраннику ее сердца, человеку менее импульсивному, потребовалось определенное время, чтобы полюбить свою наставницу. Но к началу сентября все уже было решено, о чем свидетельствует письмо, которое Пиаф посылает из Афин, где она пела в кабаре «Майами». Всегда жаждавшая духовной и нравственной строгости, Эдит не могла не радоваться: «В сердце Жана Луи зародилась нежная любовь. Было бы глупо пройти мимо столь большой и столь прекрасной любви. Знаешь ли, я еще ни разу не обманула его, у меня даже мысли такой в голове не появлялось. Не находишь ли ты, что это чудесно, мой Жак, что твоя девочка чиста во всех отношениях, чиста как снаружи, так и внутри и что больше никто не сможет ее испачкать?»

Сотрудничество Эдит и «Товарищей» достигло апогея, с 11 октября по 21 ноября 1946 года они вместе выступают в театре «Этуаль». В течение этих пяти недель певица впервые за свою карьеру выказывает явные признаки усталости, которая вынуждает ее отменить несколько спектаклей. Так, 28 октября Воробышек внезапно теряет голос и без предупреждения отказывается от выступления – администрация театра срочно ищет замену и приглашает… Ива Монтана! На следующий день Пиаф уже снова поет, но шестью днями позже в концерте ее заменяет Рене Поль. 11 ноября совершенно обессилевшая певица отдает распоряжение отменить утреннее представление.

Несмотря на явное переутомление, после театра «Этуаль» Пиаф две недели выступала в «Клубе Пяти» и одновременно принимала участие в самых разных радиопередачах. Во время одной из них, которая носила название «Парижский мюзик-холл», Эдит познакомилась с Шарлем Азнавуром, тогда он еще пел в дуэте с Пьером Роше. В январе 1947 года Эдит, которая сразу же почувствовала душевное родство с этим молодым армянином, унаследовавшим, как и сама Пиаф, актерскую профессию от родителей, попросила Роше и Азнавура сопровождать ее в гастрольном турне. Дуэт открывал ее спектакль, «Товарищи» выступали «вторым номером» программы.

Прежде чем отправиться на гастроли, Пиаф записала песню, которая станет одним из самых узнаваемых ее хитов: «La vie en rose» («Жизнь в розовом цвете»). Эта композиция, которую Эдит написала двумя годами ранее – и слова, и музыку,[74]– не нравилась ее близким знакомым. Больше всего ругала песню подруга певицы, Маргерит Монно, которая находила композицию «глуповатой». Быть может, Пиаф все же решилась включить песню в альбом, прислушавшись к совету Шарля? Как бы то ни было, по словам Азнавура, достаточно одной «La vie en rose», чтобы понять, сколь талантлива была Пиаф как поэт и композитор. «Это очень хорошо написанная популярная песня, – говорит он, уже став признанным автором-исполнителем и знатоком в области музыки. И объясняет: – Лучше всего у нее получился куплет: