Так что новость эта Саньке не понравилась. Он сразу потерял всякий интерес ко всему, что творилось вокруг, однако виду не подал.

— Подумаешь. Это ее сложности. Если ей Чуда не хватало, так и пожалуйста. У нас равноправие.

— Слушай, — предложила девица. — Пошли ко мне домой. В гости. Я недалеко живу, совсем одна. Скучно.

Саньку душила обида на Василису. «А что, и пойду. Будет знать». И он повернулся к девице:

— Давай показывай свои хоромы.

Она соскочила с дерева, схватила его за руку и потащила в глубь леса. Странное дело, никакой дороги не было видно, наоборот, чем дальше, тем гуще становились заросли.

— Ты куда меня ведешь? — повернулся он к проводнице. Та, словно спохватившись, остановилась и огляделась.

— Ой, и то правда? Куда-то не туда попали. Надо правее взять. Ты вот что, присядь на минутку, передохни, и дальше пойдем.

Санька послушно уселся и прислонился спиной к дереву. Непреодолимо захотелось спать. Он широко зевнул и прикрыл глаза.

— Сходи посмотри дорогу, а я кимарну чуток. — Он еще раз зевнул и обмер. Вместо милой молоденькой девчушки на против него стояла странная особа неопределенного возраста. Рваная одежонка, длинный нос. Торчащие шишом спутанные волосы. — Ты чего? — удивленно промямлил Санька и вдруг понял, что тело его отяжелело. Невозможно было пошевелить ни рукой, ни ногой.

Вместо ответа противное создание принялось скакать вокруг него корча рожи и показывая язык.

«Это конец, — мелькнула в затуманенной голове запоздалая мысль. — Вот усну я тут и больше никогда не проснусь. И не видать больше мне дома родного, а уж Москвы тем более».

Все это время перед ним маячила неясная, постоянно ускользающая мысль. Последним усилием воли Санька поймал ее за хвостик: «Соловей предупреждал, что могут голову заморочить. А раз все это наваждение, значит, сплошное вранье». А коли так, той насчет Василисы, ему тоже дурят голову. Никуда и ни за какого Юду она не выходила.

Это его почему-то очень обидело.

— У, кикимора болотная, — пробормотал Санька заплетающимся языком.

Простое слово разом поставило все на свое место, развеяв весь сон, и он вскочил на ноги.

— Ты Кикимора! — радостно завопил он. — На людей кошмары нагоняешь. Главное — на тебя внимания не обращать.

Та, увидев, что ее колдовские чары больше не действуют, метнулась в сторону и исчезла.

— Василиса! — прокричал во все горло свое волшебное слово Санька; встряхнул головой и понял, что снова очутился на дорожке.

«Привидится же такое, — думал он, шагая дальше. — А ведь сам и виноват. Никогда и никого нельзя слушать. С Василисой, как вернусь, нужно будет обязательно поговорить, и не так, как в прошлый раз».

И тут его словно пригвоздило к земле: колечко-то у Кикиморы осталось. Однако искать ее, похоже, бесполезно.

Солнышко колобком катилось по небу, день был в самом разгаре. Санька притомился шагать и недовольно бурчал, стараясь в то же время не потерять из виду тропинку:

— Соловей говорил, до пруда недалеко. Интересно, это он в чем измерял? Иду, иду и ничего не вижу. А если хорошенько подумать, так к чему такая спешка? По такой жаре Водяной из воды и носа не высунет; еще звать, кричать придется. Так что можно отдохнуть малость да перекусить чуток.

Он огляделся и, заметив невдалеке небольшой пенек, повернул к нему. Чем не стол? Наброшенный сверху платок заменил скатерть, оставалось только разложить продукты, и милости просим отобедать.

Все, что затем произошло, Санька запомнил плохо, отрывками. Как все начиналось, он еще смог бы рассказать, но что происходило потом…

Раздалось недовольное шипение. Лежащий до этого неподвижно платок стал медленно подниматься вверх, и из-под него наружу показалась рассерженная змеиная голова. Одно это могло заставить человека вздрогнуть. Нет, если смотреть отвлеченно, то зрелище представилось, конечно, замечательное: этакая бабушка в платочке. Но Саньке было не до смеха. Он с детства не любил и боялся змей. При виде этих милых созданий он моментально впадал в панику. Самое интересное, что ни один из этих ползучих лично ему ничего плохого не сделал и почему их нужно бояться, он, хоть тресни, объяснить не мог. И никакие утверждения, что змеи первыми не нападают, а наоборот, сами пытаются убежать, не помогали. Как не помогали и уверения, что есть масса безобидных особей, например, ужи. Какие пятнышки? Кто и где их будет искать?

Вот и теперь, увидев мелко дрожащий раздвоенный язык, круглые немигающие глаза, Санька подскочил высоко вверх и с криком сорвался с места, пулей промчался вперед по тропинке, не останавливаясь до тех пор, пока между ним и змеей не установилось приличное расстояние. Даже не заметил промелькнувший мимо пруд.

Он выскочил на широкую полянку и встал, еле переводя дух. На всякий случай осмотрелся: опасность, похоже, миновала, никаких других гадов вокруг больше не было видно.

Но теперь возникла новая проблема; где-то там, позади, остался и Водяной. Однако идти обратно к пруду Санька не согласился бы ни за какие коврижки. Впрочем, впереди виднелась река. Если рассуждать логически, то почему владыка рек, прудов и всяких луж не может находиться там? Какая ему, если подумать, разница, где сидеть?

Приняв такое важное, успокоительное решение, «тайный посланник» бодро зашагал к реке. Настроение сразу улучшилось; в голове у него всплыла старая детская песенка, и он заорал ее во всю мочь, насколько хватало голоса:

Я Водяной, я Водяной.

Никто не водится со мной.

А все мои подружки — пиявки и лягушки.

Тьфу, какая гадость.

— Это шо еще за «гадость» такая? — раздался чей-то возмущенный голос, и Санька получил такой подзатыльник, что полетел носом в репейник. — Кому это пиявки и лягухи не нравятся?

Несчастный парнишка, причитая, выдрался из колючек. Перед ним, сердито насупившись, стоял странный дед: невысокого роста, кругленький, с нечесаной гривой зеленоватых волос и круглыми, как у рака, глазами навыкат.

— Ты что, старый, совсем сдурел? — накинулся на него пострадавший.

— А ты пошто мерзости всякие орешь? — петухом лез в ответ незнакомец.

— Какие мерзости, дедуля. Песенка это детская. Понимаешь? Для маленьких. Из мультика.

— Енто неправильная песенка. Пиявки и лягухи не гадость, а очень даже и полезные. А ежели ты их не любишь, нечего вообще сюда ходить.

— Ну, пенек, ты даешь. Да ты совсем повернутый. Да знаешь ли ты, кто я такой? — гордо вскинул голову Санька.

— И кто же?

— Посланник по секретной надобности от самого царя Берендея, и дело у меня наиважнейшее к самому Водяному. Это мужик тут один с такой вот фамилией живет. Говорят, речной царь. Так что ты полегче, а не-то я твоих земноводных вмиг раздраконю, и икры от них не останется.